Охотники за головами

Он забарабанил пальцами по маленькому саквояжу, похожему на дамский «бьютикейс» для косметики, который передал ему Эндриде, так как у нас на заднем сиденье места для данного предмета уже не было.

— Найдем, — заверил я, чувствуя, как обе мои руки немеют. Близнецы Монсены дышали в такт, вследствие чего меня сжимало с обеих сторон, как тюбик с майонезом, каждые четыре секунды. Я прикинул, не попросить ли одного из них дышать с другой частотой, но решил воздержаться. После пистолета Граафа это вселяло некоторое даже чувство защищенности. Я словно вернулся в детство, словно ехал с отцом на работу, потому что мама заболела, и сидел, зажатый между двумя серьезными, но симпатичными взрослыми на заднем сиденье посольского лимузина. И все были нарядно одеты, но отец был наряднее всех, в своей шоферской фуражке, и вел машину так ровно и элегантно. А потом отец купил мне мороженое и сказал, что я вел себя как настоящий джентльмен.

В рации затрещало.

— Тсс! — Прыщавый нарушил молчание в салоне.

— Внимание всем патрульным машинам, — зашипел гнусавый женский голос.

— Обеим патрульным машинам, — пробурчал прыщавый, сделав звук погромче.

— Эгмон Карлсен заявляет об угоне трейлера…

Конец сообщения утонул в хохоте прыщавого и братьев Монсенов. Их тела тряслись и содрогались, и я ощущал в высшей степени приятный массаж. Наверное, лекарства все еще действовали.

Прыщавый поднял микрофон и произнес в него:

— А голос у Карлсена был при этом трезвый? Прием!

— Нет, не совсем, — ответил женский голос.

— Значит, опять нарезался и сел бухой за руль, а машину где-то забыл. Позвони в «Медвежий паб». Наверняка там и припаркована. Восьмиколесник, на кузове реклама «Кухни „Сигдал“». Конец связи.

Он вернул микрофон на место, и я, заметив общее оживление, воспользовался ситуацией:

— Как я понял, тут кого-то убили. А можно спросить, какое отношение все это имеет ко мне?

Ответом было молчание, но я видел по лицу Сюндеда в зеркале, что он задумался. И вдруг он повернулся ко мне и пристально поглядел:

— Ладно, давайте сразу закроем вопрос. Мы знаем, что это сделали вы, господин Чикерюд, и отвертеться у вас не получится. У нас есть и труп, и место преступления, и улики, которые связывают вас и с тем, и с другим.

Мне следовало быть в шоке, в ужасе, чувствовать, как сердце отчаянно колотится или обрывается или что там оно еще делает, когда слышишь, как торжествующий полицейский заявляет, что у него достаточно улик, чтобы отправить тебя в тюрьму на всю жизнь. Но ничего такого я не почувствовал. Потому что я слышал не торжествующего полицейского — я слышал Инбау, Рейда и Бакли. Шаг первый. Прямая конфронтация. Или, как сказано в руководстве, — дознавателю в начале допроса следует дать подозреваемому почувствовать, что полиции известно все. Говорить «мы» и «полиция», никогда — «я». И «знаем», а не «считаем». Воздействовать на самооценку допрашиваемого, обращаться к человеку с низким социальным статусом «господин», а с высоким — на «ты» и по имени.

— Но, между нами говоря, — продолжал Сюндед, понизив голос таким манером, который явственно сигнализировал о доверительности, — судя по тому, что я о нем слышал, этот Синдре О — невелика потеря. Не затяни вы веревку на шее старого склочника, это, надо надеяться, сделал бы кто-нибудь другой.

Я подавил зевоту. Шаг номер два. Выразить сочувствие подозреваемому, чтобы разрядить обстановку.

Поскольку я не ответил, Сюндед продолжал:

— Но у меня есть для вас хорошая новость. Если вы немедленно признаетесь, наказание можно было бы и смягчить.

Ну точно — Конкретное Предложение! Этот прием Инбау, Рейд и Бакли категорически не рекомендовали, им пользуются только самые отчаянные. Видно, этому человеку правда не терпится свалить из Хедмарка домой.

— Так почему вы это сделали, Чикерюд?

Я посмотрел в боковое окно. Поле. Ферма. Поле. Ферма. Поле. Ручей. Поле. Прекрасное снотворное.

— Ну так что же, Чикерюд?

Я слышал, как пальцы Сюндеда барабанят по бьютикейсу.

— Вы лжете.

Барабанная дробь смолкла.

— Повторите.

— Вы лжете, Сюндед. Я понятия не имею, кто такой Синдре О, и никаких улик у вас против меня нет.

Сюндед издал сухой смешок, похожий на стрекот газонокосилки.

— Ах нет? Ну тогда не объясните ли мне, где вы находились последние двадцать четыре часа? Не сделаете ли нам такое одолжение, господин Чикерюд?