Охотники за головами

— И она… она…

— Да, — сказал я. — Она единственная, кто мог рассказать это Класу Граафу.

Я подождал. Дал ей время осмыслить мои слова.

А потом рассказал Диане, что должно произойти дальше.

Она испуганно взглянула на меня, крикнула:

— Я не могу этого сделать, Роджер!

— Разве? — сказал я.

— Ты сможешь, и ты это сделаешь, — сказал новый Роджер Браун.

— Но… но…

— Он лгал тебе, Диана. Он не способен зачать ребенка. Он стерилен.

— Стерилен?

— Я подарю тебе ребенка. Обещаю. Только сделай это, ради меня.

Она отказывалась. Плакала. Умоляла. И наконец пообещала.

В тот вечер, когда я отправился к Лотте, чтобы стать убийцей, я проинструктировал Диану и знал, что она справится с заданием.

Я так и видел, как она принимает Граафа, как он приходит, а она улыбается, этой ослепительной лживой улыбкой, и коньяк уже в бокале, который она протягивает ему, — за победителя, за будущее, за еще не зачатого ребенка. Как она требует, чтобы они зачали его как можно скорее, теперь же, сегодня ночью!

Я вздрогнул, когда Диана ущипнула меня за сосок.

— Ты о чем это задумался, а?

Я подтянул одеяло.

— О той ночи. Как Грааф пришел сюда. Как он лежал с тобой вот тут, где теперь лежу я.

— Ну и что? А сам ты в ту же ночь лежал в постели с трупом.

До сих пор я избегал спрашивать об этом, но тут не утерпел:

— Вы занимались сексом?

Она тихо рассмеялась:

— Долго же ты держался, милый.

— Так да или нет?

— Скажем так: эти капли с дормикумом, которые я выдавила ему в бокал из резинового шарика, сработали быстрее, чем я думала. Когда я привела себя в порядок и пришла сюда, он уже спал, как сурок. А утром, наоборот…

— Отзываю вопрос, — поспешно сказал я.

Диана провела рукой вниз по моему животу и снова засмеялась.

— А утром он был ужасно бодрый. Но не из-за меня, а из-за телефонного звонка, который его разбудил.

— Весточка от меня.

— Да. Во всяком случае, он тут же оделся и ушел.

— Где у него был пистолет?

— В кармане куртки.

— Он проверил пистолет, прежде чем уйти?

— Я не знаю. Он так и так не заметил бы разницы, вес был примерно одинаковый. Я ведь заменила только три верхних патрона в магазине.

— Да, но холостые патроны, которые я тебе дал, были помечены красной буквой «В» на дне гильзы.

— Если он проверял, то подумал, наверное, что это значит «back».^[36]

Смех наполнил спальню, смех двух человек. Я слушал его с наслаждением. Если все пойдет как надо и лакмусовые полоски не врут, скоро в этот хор добавится смех третьего человечка. И вытеснит наконец прочь иные звуки, от эха которых я все еще порой просыпаюсь по ночам. Грохот выстрелов Граафа, когда вырывается пламя из пистолетного дула и в сотую долю секунды успеваешь подумать, что Диана так и не заменила патроны, снова предав меня. А потом — эхо, звон пустых гильз, раскатившихся по паркету, они потом затеряются среди прочих гильз, использованных и новых, от боевых и от холостых патронов, гильз, валяющихся там в таком количестве, что полицейские ни за что не смогут в них разобраться, даже если вдруг поймут, что камеры наблюдения поведали им совсем другую историю.

— Тебе было страшно? — спросила она.

— Страшно?

— Да, ты ведь никогда не рассказывал мне, что ты чувствовал. И тебя ведь нет в кадре…

— В кадре… — Я чуть отодвинулся, чтобы увидеть ее лицо. — Значит, ты зашла в Сеть и нашла эту видеозапись?

Она не ответила. И я подумал, что по-прежнему еще многого не знаю об этой женщине. Что загадок там, наверное, хватит на целую жизнь.

— Да, — сказал я. — Мне было страшно.

— Но почему? Ты ведь знал, что его пистолет…

— Но боевыми не были только три верхних патрона. Я должен был устроить так, чтобы он отстрелял их все, чтобы полиция не нашла в магазине холостых, правда же? Но он ведь мог сделать и четвертый выстрел? Мог и вообще заменить магазин. И вообще у него мог быть сообщник, о котором я не подозревал.

Наступило молчание.

Потом она тихонько спросила:

— Значит, ты не опасался каких-то других вещей?

Я понял, что она думает о том же, что и я.

— Опасался. — Я повернулся к ней. — Я боялся еще одной вещи.

Я ощущал лицом ее дыхание, частое и жаркое.

— Что он убил тебя той ночью, — сказал я. — Грааф не собирался заводить с тобой семью, а ты была опасным для него свидетелем. Я знал, что подвергаю тебя смертельной опасности, когда спрашивал, согласна ли ты сыграть роль приманки в ту ночь.

---

36 Здесь: «задняя сторона» (англ.).