65  

– В таком смысле мы – сколько угодно, – с многообещающими нотками сообщил Эльснер. – Если учесть, что нашу революцию не столько немцы, сколько англичане организовали, ответим достойно.

– Только – не увлекаться сверх меры, – предупредил Кирсанов. – Вы ребята способные…

– На все, – вставил Давыдов.

– Я как раз об этом. Никаких несанкционированных действий. На рожон не прите. Позабавились вчера с патрульными, и хватит для начала. Раз обошлось, другой – кто его знает. Не вы у меня первые. Привлекаешь, бывает, строевых офицеров к серьезной работе, а они как привыкли ротой на передке командовать, так и остановиться не могут. Захотите на фронте погеройствовать – будет случай. Когда в городе уличные бои начнутся. А до того – ни шагу без согласования со мной. Поняли?

– Поняли, – без особого энтузиазма ответили капитаны. Видимо, имелись у них какие-то собственные соображения.

– Хорошо поняли? – с нажимом повторил Кирсанов. Изобразив и лицо нужное, и тон. Жандармский полковник таковым и остается: когда захочет – способен создать нужное впечатление.

– Да ладно, ладно, Павел Васильевич, можете быть в полной уверенности. И без вас ученые…

Глава 8

Воронцову было скучно. Почти так же, как в Сухуме в восемьдесят четвертом году.[32] Только там ему надоел бессмысленный отдых на пляже, и вновь тянуло на свое судно, а здесь словно бы наоборот. Надоела любимая «Валгалла», и не сама по себе, а то, что четвертую уже неделю она стояла у стенки, лениво дымя второй трубой для поддержания в рабочем состоянии механизмов и устройств специального жизнеобеспечения.

Короткий переход из Лоренцу-Маркиша в отвоеванный бурами с помощью Басманова и Сугорина Дурбан – не в счет. Ближний каботаж – не дело для моряка океанского плавания.

Повседневных занятий на океанском пароходе, разумеется, находилось вдоволь, но все – для гражданского старпома, а не боевого офицера. Береговые развлечения тоже не слишком радовали, за исключением охоты разве что. А Наталье с Аллой вроде и ничего. В городе, из которого далеко не все культурные англичане сбежали, участвовали в подобии светской жизни, совершали в сопровождении Ростокина и роботов-оруженосцев экскурсии в близлежащие туземные селения. На уединенном пляже с подходящим прибоем затеяли обучаться виндсерфингу. Воронцова это устраивало. Не хватало ему еще и женские претензии по поводу отсутствия «культурной программы» выслушивать.

В один из ненастных вечеров, когда «Изумруд» вернулся из патрулирования южного сектора, Воронцов как старморнач[33] и просто моряк, знающий, что такое – провести несколько дней на легком крейсере в бурном море, пригласил Владимира Белли к себе на ужин. Официально.

Тот явился, как и положено являться обер-офицеру к адмиралу. В черном парадном, при орденах. Доложился по уставу. Лицо молодого командира пылало багровым оттенком от антарктического ветра и океанской соли. Он провел на мостике крейсера четверо суток, с краткими перерывами на сон вполглаза. При этом не страдая от тягот службы, а наслаждаясь ими. Сегодня это не каждому дано понять. В старое время при самом лучшем раскладе Белли мог получить под команду маленький угольный миноносец лет в тридцать, в мирное время – намного позже. А сейчас в двадцать пять – командир лучшего в мире крейсера, да и до этого столько пришлось повидать!

И награды – погоны старшего лейтенанта,[34] ордена из рук Верховного Правителя Врангеля и золотой кортик от адмирала Колчака! Рассказать бы о таком в курилке корпуса, весной семнадцатого года, когда мечтали «о подвигах и славе», обсуждали перспективы близкой уже победы, заодно развлекались рискованными шутками, грозившими разжалованием в матросы накануне выпуска![35]

Владимир никак не мог перенастроиться, неподвижная палуба парохода подрагивала под ногами, словно мостик крейсера, тепло и уют адмиральского салона разительно контрастировали с мрачным величием бурного моря и промозглым холодом, от которого плохо защищала штормовая одежда.

Но все позади, он утопает в кожаных объятиях слоноподобного кресла, неспешно курит и прихлебывает наилучший из хересов. Ощущает себя почти так же, как пять лет назад, когда его, замерзающего, подобрали на вокзале в Омске, отмыли в бане, переодели в чистое и пригласили к ужину в вагон-ресторан первого класса, где самым младшим, кроме него, конечно, был капитан первого ранга Кетлинский. Само собой, тогда он испытывал настоящее потрясение от сказочного поворота судьбы, а сейчас – просто умиротворение и покой.

  65  
Предыдущая страница Следующая страница
×
×