Грех во спасение

И, конечно же, Маша кричала и стонала в его руках, так как Митя старался на славу, не подозревая, что в доме они одни. А Маша и не открыла ему этот маленький секрет, полностью сдавшись в плен безумству неистовой и такой неожиданной для них страсти.

27

Жара стояла несусветная. Май только-только заступил на вторую половину, а уже продыху нет ни днем ни ночью от духоты и горячего, как из печки, ветра, дующего из бескрайних монгольских степей. Уезжая из Петербурга, Маша более всего страшилась лютых морозов. И чего только не наговаривали ей: и птица-де на лету замерзает, и пар изо рта тут же стынет и ледяной дробью сыплется на землю, и снег чуть ли не до Троицы лежит. А вот что жара такая – никто особо не поминал...

Маша вытерла платком лицо и посмотрела в сторону небольшого мыска, сбегающего в озеро. Там Прасковья Тихоновна, а вместе с ней Антон. С рассветом они уехали ставить морды,^[43] оставив Машу под приглядом бурята Цэдена готовить обед. Но она уже и похлебку успела сварить, и чай вскипятить, а рыбаки не возвращались.

Цэден, подложив под голову лук и колчан со стрелами, дремал в тени раскидистой березы. Маша улыбнулась. Ее безмятежный узкоглазый «амур» и спал и ел про запас. Этим молчаливым из-за почти полного непонимания русского языка стражем одарил ее Мордвинов, уступив Машиным просьбам позволить ей прогулки вместе с Прасковьей Тихоновной и Антоном по ближайшим окрестностям. Комендант долго не соглашался, ворчал, что уже в какой раз она играет на его сердечных струнах и заставляет преступить инструкцию.

Но на сторону Маши встали ее подруги Клавдия Петровна и Наталья Федоровна и допекли все-таки старика упреками в ничем не оправданной жестокости и подозрительности. И Мордвинов скрепя сердце согласился предоставить ей свободу передвижения в пределах десяти верст вокруг поселения, оговорив, правда, что во всех поездках ее будет сопровождать Цэден, вооруженный луком и стрелами. Женщины тут же не преминули его окрестить «Машиным амуром» и забавлялись по этому поводу безмерно.

Тем не менее это разрешение несказанно обрадовало Машу. Она получила возможность отлучаться из пыльного и душного поселка на целый день, а то и два, если Прасковье Тихоновне надумывалось вдруг заночевать в своей заимке рядом с озером.

Верстах в шести от Терзи, неподалеку от крошечной бурятской деревни, как раз и располагалось это озеро под названием Кинан, в семь или восемь верст в диаметре. Тут ловились бесподобные караси и окуни, причем караси весили порой до двенадцати фунтов, а окуни – до восьми. Буряты рыбу не ели, называли ее «водяным червем», и потому водилась она в озере в неимоверном количестве. Маша достаточно лихо научилась удить рыбу с лодки, ставила на пару с хозяйкой морды, тянула из воды вместе с ней и Антоном сети с уловом...

Невысокие горы, амфитеатром окружавшие озеро, заросли лиственничным лесом – светлым, прозрачным. Нежно-зеленая хвоя только-только проклюнулась из шершавых почек, покрыла изысканным кружевом темные бугристые ветви, но березы уже заплели в косы зеленые ленты, а в густых сочных травах взметнулись вверх крупные алые соцветия марьиных кореньев и нежно-розовые – шиповника. Заполыхало вовсю зарево жарков, а в тенистых местах показались на свет божий крупные пунцовые цветы изящных «кукушкиных сапожек», похожих с виду на хрупкие и нежные орхидеи в княжеских оранжереях... Здесь, в лесу, был настоящий рай – подлинное спасение от удушающей жары и солнечного пекла. Прохладный, напоенный ароматами трав, цветов, молодой листвы, где совсем не чувствуется горьковатый запах заводского дыма, пропитавшего весь поселок и близлежащие окрестности, – он манил к себе все живое, изнывавшее от жары и жажды. Под его тенистыми кущами бежали прозрачные говорливые ручьи, сливаясь у подножья гор в шумливую речушку Будинку, которая, срываясь с каменного утеса, со всего размаха ныряла в озеро, чтобы обрести долгожданный покой в его глубинах...

Маша вновь из-под руки взглянула на сверкающее перед ней огромное водное зеркало и облегченно вздохнула. Из-за мыса вынырнула лодка. Рыбаки возвращались, и Маша даже разглядела высокую крепкую фигуру Антона, стоящего с шестом на корме.

А солнце, как перевалило за полдень, стало жечь совсем уж беспощадно. И хоть бы ветерком потянуло. Носится себе, безобразник, над озером, и горя ему мало. Там волны взбудоражит, барашки взобьет, а на берегу и травинки не шелохнет, лист на дереве не потревожит. Вот потому и застыли в ленивой истоме раскидистые ветлы, сбежавшие с пригорка к самой воде, изошли смолой, будто потом, кряжистые лиственницы, окружившие крытый берестой балаган, в котором рыбаки хранили свои нехитрые снасти и провизию на случай дождя.

---

43 Плетенные из ивовых прутьев приспособления для ловли рыбы.