Грех во спасение

– И ты не боишься здесь одна?

– Нет, обычно со мной ночует моя горничная, но позавчера я отпустила ее на два дня в деревню. У нее сестра заболела, и матушка попросила Катю посидеть с ней, пока они на покосе работают...

– Ага, – глубокомысленно сказал Митя, встал с кресла, подошел к окну и захлопнул створки. Заметив недоуменный взгляд Маши, пояснил: – Я не хочу, чтобы назавтра в доме говорили, что в твоем флигеле слышали мужской голос. Думаю, твоему жениху это не очень понравится.

– Зачем же ты пришел, если знаешь, что моему жениху это не понравится? – Маша посмотрела на Митю и ехидно улыбнулась. – Вероятно, и твоей невесте придется не по вкусу, что ты проводишь время с девицей, которая и ногтя ее не стоит.

– Маша, – глухо проговорил Митя и, как тогда, на берегу пруда, подошел к ней и, заложив руки за спину, посмотрел на девушку сверху вниз. – Я пришел просить прощения и выяснить твои истинные намерения в отношении Алексея.

– Ты сомневаешься в искренности моих намерений? – Маша опустила глаза и опять принялась теребить злополучную шаль. – Или боишься, что я со своей гнусной душонкой поломаю ему жизнь?

– Если хочешь, я встану перед тобой на колени, чтобы ты простила мне те гадости, что я наговорил тебе. Но поверь, все это произошло сгоряча, от неожиданности... – И не успела Маша возразить, как Митя опустился на колени и уткнулся лицом в ее ладони.

Маша почувствовала его губы, прильнувшие к ее коже, испуганно выдернула руку и оттолкнула Митину голову от себя:

– Негоже, князь, так унижаться перед девицей, которая вам не дороже каминных щипцов или вон того кресла, откуда вы только что изволили подняться.

– Машенька, дорогая. – Митя опять забрал ее ладони в свои, но встал с колен и, не отпуская ее рук, сел рядом с ней на постели. – Ну, хочешь, я разобью сейчас свою дурную голову об это кресло, чтобы ты поняла, как мне стыдно за те слова?

– Не стоит, Митя, – тихо сказала Маша и слегка от него отодвинулась.

Митя засмеялся:

– С каких это пор ты стала меня бояться? Или рядом с бароном сидеть приятнее, чем со мной?

– Митя, прекрати! – Маша вскочила с кровати и сжала руки в кулаки. – Все ты лжешь, и не прощения ты пришел просить! Ты на грани того, чтобы вновь оскорбить меня!

– А что, я уже не вправе спросить, чем вы с Алексеем занимались на той скамейке? – вкрадчиво спросил Митя и поднялся вслед за ней. Теперь он стоял так близко, что Маша почувствовала не только запах французского одеколона, но даже его дыхание на своей щеке.

– Я отчитываюсь в своих поступках лишь перед твоими родителями, но никак не перед тобой, – сказала Маша резко и попыталась отодвинуться.

Но Митя тут же схватил ее за запястья и притянул к себе:

– Ты будешь отчитываться передо мной, пока живешь в этом доме, – произнес он вдруг охрипшим голосом, – и учти, мне совсем не нравится, что ты целуешься с Алешкой...

– А мне как раз это нравится, – перебила его Маша и попробовала отодвинуться. – Он теперь мой жених и имеет право целовать меня.

Митя судорожно вздохнул, отпустил запястья, но тут же обхватил ее талию правой рукой, еще теснее прижал к себе, а левой приподнял ее подбородок:

– Алексей станет твоим женихом лишь завтра, и то если батюшка даст согласие на ваше обручение.

– Владимир Илларионович обещал, что отдаст меня замуж только по моей воле. И я уверена, что предложение барона он примет с удовольствием.

– С таким же удовольствием, с каким ты принимала Алешкины поцелуи?

– Это тебя совершенно не касается! – Маша попыталась вырваться из его объятий. Но Митя внезапно обхватил ее голову руками и прижался горячим от возбуждения ртом к ее губам.

Девушка уперлась в его грудь ладонями и яростно завертела головой, пытаясь освободиться от этого неожиданного и жадного захвата.

Митя оторвался от нее и спросил, задыхаясь:

– А мои поцелуи тебе нравятся? – И, почувствовав ее сопротивление, предупредил: – Пока не ответишь, я тебя не отпущу и целовать буду до тех пор, пока не признаешь, что я целуюсь несравненно лучше твоего жениха.

– Митя, как тебе не стыдно! – Маша почувствовала, что слезы текут по щекам, и она не могла их вытереть, так как Митя продолжал прижимать ее к себе. – Сегодня днем объясняешься в любви своей невесте, а ночью приходишь к жалкой воспитаннице своей матери и решаешься на такие вольности, какие никогда бы не позволил себе с Алиной!

Митя вздохнул и отстранился от нее. Потом достал из кармана носовой платок и осторожно вытер Машино лицо. Грустно улыбнувшись, он ласково провел ладонью по ее щеке и тихо сказал: