Финита ля комедиа

— Певичка сообщила, что он вроде хромал, когда к экипажу подбегал? — вмешался Иван.

— Ну и что? — посмотрел на него Тартищев. — Он ведь из окна выпрыгнул на каменный тротуар. Вполне мог ногу ушибить, поранить… Через день, два от его хромоты и следа не останется. А мы сдуру на всех хромых охоту откроем. Конечно, и эту примету не стоит сбрасывать со счетов. Корнеев, — он посмотрел на агента, — с завтрашнего дня ты театром займешься, а то у Ивана вон крапивница на заднице высыпала от общения с искусством. Приглядись, вдруг какого подходящего под наши приметы господина обнаружишь, а если еще и хромоногого, то и вовсе тебе цены не будет! Только осторожнее, чтобы никто и ничего не заметил.

— Да есть у них хромые, — подал голос Иван и принялся загибать пальцы. — Первый — пожарный.

Ногу повредил, когда споткнулся о свой же ящик с песком. Уже дня три хромает… Второй — Гузеев, суфлер.

Лет двадцать назад свалился в яму для оркестра… Третий — сам Шапарев. Говорит, подагра замучила… Четвертая — жена антрепренера. Уже никто не помнит, какая по счету. Пляшет в кордебалете. Растянула ногу на репетиции. Всю неделю скачет за кулисами с тросточкой…

— Тэ-экс! — усмехнулся Тартищев. — Особенно последняя кандидатура нам подходит. В балетной пачке и с бородой! Очень мило!

— Вы ж просили всех хромых назвать, я и назвал, — обиделся Иван. — Только в театре бабу запросто в мужика превратят и наоборот!

— Хорошо, Корнеев завтра же проверит всех, в том числе и даму, на предмет алиби, а сейчас доложит нам, как обстоят дела с ближайшим окружением всех фигурантов, проходящих по последним делам об убийствах актрис, — произнес Тартищев официальным тоном и вновь строго глянул на встрепенувшегося Корнеева.

— К сожалению, Федор Михайлович, ничего интересного не удалось обнаружить! — вскочил на ноги Корнеев. — Мы прочесали по спискам всех до единого, но не нашли человека, который был бы знаком со всеми проходящими по этому делу субъектами одновременно или вращался в их кругу. Есть, конечно, кое-кто, но это на уровне парикмахеров, банщиков, официантов… И если, допустим, какой-то тип знает Мейснера, то не знаком с Журайским. А если знает Мейснера, Журайского, Зараева, Каневскую, то в первый раз слышит о Курбатове.

Или, наоборот, встречался с Курбатовым, Мейснером, бывал на спектаклях в театре, но о Журайском наслышан только из газет. Вот такой сумасшедший дом получается!

— Но все же будем продолжать искать! Отрицательный результат в нашем деле тоже результат!

Тартищев вновь подвинул к себе бумаги. Посмотрел на своих агентов коронным взглядом исподлобья, но на этот раз он был скорее усталым, чем грозным. И неожиданно попросил:

— Алексей, вели вестовому самовар поставить!

У меня бублики свежие завелись. Чайку попьем, а потом уж дальше разговор поведем…

Но только ни Федору Михайловичу, ни его сыщикам не удалось в этот вечер ни чаю попить, ни бубликов отведать. Через десять минут после этих слов Тартищева на пороге его кабинета возник агент Черненко с пере вязанной рукой и сообщил, что во время установки декораций к спектаклю неожиданно обрушилась фанерная «стена» замка. Черненко успел оттолкнуть Буранову в сторону, но при падении актриса сломала ногу, сам он — руку, директору Зараеву, которому вздумалось оказаться в этот момент на сцене, ушибло спину и, кажется, повредило позвоночник. Все остальные, кто в это время был рядом с пострадавшими, отделались сильным испугом и ушибами разной степени тяжести. Но переполоху эта авария наделала изрядного. Репетиция вмиг прекратилась, актеры почти в панике разъехались по домам. Турумин в шоке, ругается, как извозчик. Антрепренер пьет стаканами коньяк и валериану. Зараева увезли в больницу и поместили в той же палате, в которой недавно лежал его сын…

— Ты считаешь, что это покушение? — приподнялся над столом Тартищев.

— Несомненно, — ответил Черненко, баюкая уложенную в лубок руку. — Тросы лебедки, на которых переносили декорации, оказались подпиленными. Я это тотчас проверил и оформил протоколом в присутствии понятых.

— Неужто покушались на Буранову?

— Нисколько не сомневаюсь, — подтвердил Черненко, — но случайно поймали двух зайцев. Софья Семеновна, бесспорно, уже не в состоянии играть в премьерном спектакле, и вдобавок Зараева надолго вывели из строя. А у него перед открытием театра не меньше работы, чем у режиссера. И, вернее всего, даже больше!