Однажды утром вместо любимого мужа Лера Сердинская обнаруживает в своей...
– У меня тоже. Так вот я и говорю: надо искать заказчика. Если он есть, конечно. И еще – следует вычислить наводчика. Вашего человека. Он-то наверняка в библиотеке работает. Если, конечно, он, как тот дурак в питерской библиотеке, еще не сбежал.
– Ты думаешь, был наводчик – из наших? – усомнилась Надя.
Они уже шли к выходу из буфета. Буфетчицы провожали парочку завистливыми взглядами.
– Я никогда ничего не "думаю", – вздохнул Полуянов. – Я всегда во всем – уверен.
За дверью он положил Надежде лапищу на плечо, легко притянул ее к себе и поцеловал в губы.
Губы у Димки были очень нежными, а от лица пахло вкусным одеколоном. Так бы и стояла весь день рядом с ним.
– Ну, я побежал, – легко произнес Дима. – Мне еще заметку в номер писать.
Глава 3
Дима и думать забыл об ограблении в Историко-архивной библиотеке. Он написал тогда о происшедшем проходной репортажик в номер – на двести строк. При верстке его ужали до ста пятидесяти.
Заметку опубликовали. На летучке сказали: "Добротно, профессионально", однако "балл" и премию в тысячу рублей за лучшую публикацию номера не дали. Да Дима особо и не рассчитывал.
Весь прошедший месяц Дима, просматривая тассовские и интерфаксовские сводки и новостные серверы в Интернете, имел в виду ограбление в Историчке. Он непременно обратил бы внимание, если бы по делу появилось что-то новенькое. Однако ничего не появлялось.
Он пару раз звонил Надежде домой. Предлагал встретиться – впрочем, предлагал довольно вяло. Она, видно, чувствовала его не слишком горячую заинтересованность и от встреч уклонялась – под благовидными предлогами типа курсовика или генеральной уборки. В телефонном разговоре Дима старался быть милым, любезным, остроумным. Исподволь вызнавал по ходу дела: что слышно в самой библиотеке насчет ограбления. Выяснялось (со слов Нади), что не слышно ничего. Приходил пару раз следователь. Со всех сотрудников, и с Нади тоже, снял "объяснения". И – все. И – тишина. И – молчок.
На Восьмое марта Дима послал Надежде на домашний адрес (через фирму, найденную в Интернете) корзину цветов – без открытки, без карточки с подписью. Однако был немедля расшифрован (не слишком много, видно, у Надежды поклонников). Она позвонила ему и долго горячо благодарила. Во время излияний благодарности у нее вырвались слова – похоже, от всего сердца:
"Ты же мой самый лучший друг!.."
После сего звонка Дима решил быть с Надей настороже. "Девчонка она, конечно, неплохая, – рассудил он. – Можно сказать, даже очень хорошая. Но мне вовсе не улыбается перспективка в один прекрасный день проснуться окольцованным".
Словом, за месяц, переполненный обыденной газетной поденщиной, Дима почти успел забыть похищение из Историко-архивной библиотеки. И вдруг, под конец дня двенадцатого марта, раздался звонок по местному телефону.
Звонила секретарша главного.
– Полуянов, срочно к редактору! – почти выкрикнула она напряженным голосом.
Секретарша была основным рупором редактора. Она всегда с чуткостью домашнего животного улавливала своими особыми, необыкновенно развитыми рецепторами настроение босса. И ретранслировала это настроение (даже с усилением!) всем прочим сотрудникам. Был редактор благодушен – и она оказывалась добра и мила.
Пребывал не в духе – и она делалась строгой, суровой, неразговорчивой.
По нынешнему настроению секретарши Дима немедленно понял: что-то случилось. И откликнулся на звонок со вздохом, без обычных своих шуточек: "Иду, Марина Михайловна". По пути к начальственному кабинету попытался припомнить последние свои прегрешения.
Устроил безобразную пьянку во время дежурства неделю назад… В рабочее время в рабочем кабинете предавался сексуальным играм с машинисточкой… Перепутал в очерке имя-отчество заслуженного учителя… Любой из этих проступков – и еще десяток других, не замеченных даже самим Димой, – мог стать предметом разборки.
Полуянов печально вошел в приемную, печально поприветствовал Марину Михайловну Затем тяжко вздохнул и вошел – нырнул в обширный начальственный кабинет.
Главный и впрямь был суров и сосредоточен. Отложил бумаги, встал, указал Полуянову на приставной столик. Сам вышел из-за своего обширного стола и уселся напротив. У Димы слегка отлегло от сердца. То был знак, что разговор предстоит неформальный.
– Это ты писал о краже в Историко-архивной библиотеке? – вдруг хмуро спросил редактор.