Гиперборей

Рудый визгливо вскрикнул сквозь хохот:

— Еще какая погоня! Представляю себе рожу Твердислава, когда он вошел в спальню!

Асмунд покосился с недоумением, а Рюрик сказал с отвращением:

— Боги, ты и там побывал?

— Не я, — запротестовал Рудый. Он многозначительно покосился на пещерника, так же многозначительно вздохнул и замолчал с таинственным видом. Рюрик посмотрел в прямую спину пещерника, молча кивнул. Удивления на его лице не было, зато у Рудого, который наблюдал за лицом князя, глаза полезли на лоб.

Асмунд сказал раздраженным голосом:

— Княже, а если связать Рудого и оставить на дороге? Твердислав дальше не погонится, в нас ему интереса нет.

Рюрик тяжело махнул рукой:

— Возле каждого святого человека обязательно пакость крутится. Так заведено, не будем спорить с богами. Говорят, даже в вирии жабы водятся.

Асмунд двинул плечами, мол, было бы озеро, а жабы будут. Ему было все равно: спорить с богами, князем или деревенским ковалем, лишь бы чувствовать себя правым. Обернулся на скаку, крикнул:

— Рудый, а за что тебя так Твердислав не любит?

— Пустяк, — прокричал Рудый. — Я когда-то стучал головой в ворота. Пьян был, винюсь.

Асмунд долго думал, не находя в этом большой беды, наконец предположил неуверенно:

— Наверное ночью?.. Перебудил народ?

— Весь город, — сознался Рудый. — Я стучал в ворота его собственного замка! К тому же не своей башкой, а головой буй-тура Ратмира, старшего сына Твердислава... Он, дурень, почему-то противился, вопил, вырывался. Да и вообще люди здесь какие-то странные, ты сам видел!

Асмунд зябко передернул плечами.

ГЛАВА 25

Кони хрипели от усталости, бока раздувались, с удил падала желтая пена. Олег поторапливал, тревожно оглядывался.

Впереди показался хмурый густой бор. Могучие мрачные деревья, огромные и надменные, поваленные ветром, иные — рухнувшие просто от старости. Необъятные стволы покрыты толстым слоем зеленого мха, жирными блестящими грибами. Крохотные полянки сплошь черные от странно узорчатых листьев высоких папоротников.

Рюрик сказал, задыхаясь и глядя на мрачную стену с ненавистью:

— Придется бросить коней? Здесь не пройти.

— Надо, Скил, пройти, — сказал Олег, впервые называя Рюрика его старым именем, под которым его знали поляне: Скил, Скилл, Сокил, а окающие нижние племена произносили как Сокол. Олегу слышалось: Оскол, Скол, что вело к старому другу Коло и его сколотам.

Они долго продирались через заросли, ведя коней в поводу. Олег забрался далеко вперед, высматривая дорогу. Конному в славянских лесах не проломиться: завалы, растопыренные ветви, огромные корни, что вылезают из земли, сушины, ждущие малейшего толчка, чтобы обрушиться, раздавить, сплюснуть... Пеший где поднырнет, где перелезет, где протиснется, а для коня надо искать дорогу!

Асмунд и Рудый были позади. Асмунд спотыкался чаще всех, он все еще держал в руках свой чудовищный топор. Олег вернулся, посоветовал:

— Спрячь. Это священная роща. Сюда с оружием в руках входить просто нельзя.

— А на поясе? — спросил Рудый обеспокоенно.

— На поясе, за спиной и даже под полой, как у тебя, можно.

— Священная роща? — сказал Асмунд с сомнением. — Редариев, что ли?.. Ладно, авось свои законы чтут.

Он с облегчением сунул топор в чехол и перекинул за спину. Рудый сказал одобрительно:

— Сколько дубов! Вот это боги так боги! Сразу видно, кто старше. К тому же из такого бога можно хор-рошую лодку вырубить. А если полрощи извести на бревна, то терем! Такой, что Твердислав от зависти удавится.

Асмунд сказал, болезненно поморщившись:

— Рудый, ты слишком много скитался по свету... Неужели у тебя нет в душе ничего святого?

— Нет, — ответил Рудый гордо. Подумав, добавил со странной ноткой: — Впрочем, в святость пещерника верю. Сам видел, как он святой молитвой... Молитвой и святостью... гм...

Внезапно Рюрик, он шел впереди, ахнул и замедлил шаг. Асмунд и Рудый разом оказались рядом, сабля и топор будто сами прыгнули им в руки. Олег помог Умиле перекарабкаться через валежину, а когда догнали князя и воеводу, уже и Гульча стояла там, раскрыв рот и держась за гладкий ствол молодой березки.

Посреди широкой поляны, усеянной низкими пнями, высился исполинский храм, составленный из десятка малых храмов. Их связывала общая крыша, а также переходы, иной раз — стены. Храм сложили из бревен такой немыслимой толщины, что странники невольно покосились по сторонам: где нашли такие деревья? Крыша с виду покрыта гонтой, такая же чешуйчатая, словно спина гигантской рыбы, но вместо деревянных пластинок ярко блестит золото. То ли дощечки гонты сверху покрыли золотом, то ли целиком сделали из божественного металла — блеск был нестерпим, хотя небо затянуло хмурыми тучами, дул резкий ветер.