— Я призываю явиться Кия, основателя Города, князя полян!
Тишина оставалась такой же пугающе-мертвой, лишь внезапно ярче вспыхнул факел, затем кто-то огромный тяжело вздохнул. Гульча уловила движение стоячего воздуха.
— Я призываю явиться Кия, — сказал Олег совсем тихо, силы его покидали, — основателя союза племен, защитника... Страшная опасность нависла над его потомками... Только Кий...
Он покачнулся, медленно сел, упираясь спиной в каменную плиту. Факел горел ярко, пещерник держал его на вытянутой руке, уперев в каменный пол. В мертвой тишине кто-то снова вздохнул, затем нечеловечески огромный и мощный голос произнес, растягивая слова:
— Кто тревожит мой вечный сон?.. Неужели я не дал потомству силы... А, это ты, я чувствую твое присутствие...
Пещерник открыл глаза и поднял факел выше. Голос прозвучал после паузы, в нем была нотка недоверия:
— Опять в том же виде... И опять с бедной женщиной... Несчастная, знала бы с кем... Не понимаю, за что тебя звали мудрым, вещим...
Олег быстро взглянул на Гульчу, на ее вытаращенные глаза, сказал быстро:
— Ладно-ладно, это жизнь, а не склеп. Наверху не так спокойно, как здесь.
Голос возразил, заполнив собой весь огромный склеп:
— Это именно с тобой всегда не так спокойно... Другие живут тихо. Девушка с тобой, конечно же, голая... Что ты с нею сделал, чудовище?.. Морда побитая, весь в синяках... Куда боги смотрят?
— Боги правду видят, — огрызнулся Олег. — Не спят, как ты. Тебе травы и корни положили?
Голос ответил печально:
— Я думал, ты сам распорядился... гм... когда меня...
Олег ответил поспешно:
— Не тревожься! Тризну справили отменную, краду заготовили великую. Склеп рыли триста пленных савиров, их порубили сразу, кости тлеют в основании кургана.
— Нужно ли было? — спросил Кий печально. — Здесь не бывает рабов, как обещали волхвы.
— Надо было, — ответил Олег. — Дабы не проболтались. Зато твой склеп поныне неразграбленный!
— А что собираешься делать ты?
— Ну... я возьму лишь часть того, что сам положил.
— Да-а, — протянул Голос, — я тебя в таком виде не часто видел. Сказать по правде, всего пару раз. Хотя дед мой поговаривал...
— Старики наговорят, — буркнул Олег, — только уши развесь!
Он уже бродил, пошатываясь, с усилием поднимал крышки сундуков.
Гульча преодолела оцепенение, заставила себя встать с вороха шкур, оставив сползающую с плеч душегрейку пещерника, уцепилась за тяжелое кольцо, добавляя свои усилия к попыткам Олега поднять крышку большого сундука.
Голос произнес печально:
— Она еще ему помогает... Бедное неразумное дитя...
Сундук оказался полон золотых монет, бриллиантов, изумрудов. Олег сердито плюнул прямо на золото, опустил крышку. Гульча едва успела убрать пальцы — крышка дернула ее книзу. Пещерник, ворча, заглядывал в кувшины, скрыни, тряс резные шкатулки.
Голос печально произнес:
— Если бы сам клал, как говоришь, знал бы, где то, что ищешь... Пить надо меньше!
— Все разве запомнишь? — буркнул Олег.
Под руки попался сверток бересты, хотел отшвырнуть, но на всякий случай сорвал лыковую веревочку, не сумевшую пересохнуть в сырости, развернул хрупкий лист. Лицо его чуть просветлело.
Вскоре он уже сдирал, постанывая, грязь, накладывал примочки из темной и густой, как деготь, жидкости. От нее смердило, он заставил Гульчу отпить пару глотков. Ее едва не вывернуло, но, странное дело, сразу согрелась, боль в исцарапанных ступнях ушла. Даже пальцы на ногах, озябшие так, что не чувствовала их вовсе, отошли, пошло покалывать иголочками.
— Бедное дитя...
Олег, накладывая на лицо и грудь смердящую пакость, предостерег:
— Кий, не увлекайся!
— Я только по-отечески жалею...
— Знаю-знаю. Самые красивые и беззащитные с виду змейки — самые ядовитые. Да и ты, ласковый, как кошечка... пока не наступишь на хвост. Гульча, вон в том углу всякая всячина из рухляди! Выбери, а то князь Кий уж очень волнуется. Воображение у него, видите ли...
Девушка с факелом в руке пошла рыться в ворохе одежды. Пещерник был груб, но грубости умел говорить так, что у нее сама собой выпрямлялась спина, грудь поднималась, а щеки горели в странном радостном предчувствии.
Она наткнулась на множество сапог, словно волхвы предполагали увидеть усопшего князя в личине сороконожки, затем обнаружила одежду. Рыться одной рукой было непросто, держа факел на отлете, чтобы искры ненароком не сорвались в гущу шелков, бархата, дорогих шуб, мехов, тонко выделанных сорочек.