38  

***

Когда Ходасевич позвонил у внушительного забора, на него уставился зрак видеокамеры.

– Кто? – раздался из переговорного устройства сиплый голос. Валерий Петрович готов был поклясться, что обладатель голоса вчера, по случаю субботы, превысил дозу, полезную для его организма.

– Полковник ФСБ Ходасевич.

– Что надо?

– Хочу побеседовать с вами.

– С кем с нами?

– С вами, Роман Георгиевич.

Повисла пауза, в течение которой – Валерий Петрович не сомневался – он подвергался тщательному изучению сквозь объектив видеокамеры.

– Входите, – раздался наконец милостивый сиплый голос.

Щелкнул замок, зажужжал электропривод, и калитка сама собой растворилась.

Ходасевич вошел внутрь и направился к дому по мощеной дорожке. Участок был весь вылизан. Даже желтые листья, что должны были нападать в течение ночи, убраны с зеленеющего газона. Справа от дорожки возвышалась непременная у новых русских альпийская горка вышиной с пол-Монблана. В другой стороне стояла статуя – довольно неплохая копия Венеры Милосской. Чуть поодаль имелась беседка, посреди которой торчала печь барбекю.

Дом гражданина Жучкова являлся вариацией на тему русской усадьбы. Уменьшенную копию Ходасевичу доводилось видеть в Горках Ленинских – последнем прижизненном обиталище вождя мирового пролетариата.

Роман Жучков поджидал полковника на крыльце. Бритая голова, небритые щеки, водянистые глаза. Одет в спортивный костюм с лампасами. Под мышкой зачем-то держит большую лаковую шкатулку.

– Чем обязан? – хмуро спросил хозяин.

– Вы знаете, ваша соседка, Алла Михайловна Долинина…

– …написала на меня донос, – перебил новый русский и засмеялся. – Я знаю.

– Нет, ваша соседка в нынешнюю среду пропала.

– Да-а? – глумливо протянул Жучков.

– Она под вечер вышла из дома и не вернулась.

– У меня ее нет. Она уже не в таком возрасте, чтобы, – Роман Георгиевич ощерился, – я захотел бы ее, гы, удерживать. И даже хотя бы принимать у себя.

Хотя Жучков и стоял на верхней ступеньке, он несильно возвышался над полковником. Сложение новый русский имел скорее субтильное.

– Есть сведения, что у вас с Аллой Михайловной имелся определенный конфликт…

– Вы курите, полковник? – добродушно прервал его хозяин.

– Да.

– Пойдемте, товарищ (или уже, гы, гражданин?) полковник, подымим, а то я с утра без курева.

Он взял Ходасевича под руку и увлек в сторону беседки с барбекю.

Лакированная коробка в руках Жучкова оказалась хьюмидором, причем внутри имелись не только сигары, но и сигареты, и подозрительного вида самокрутки.

– Присаживайтесь. Сигару? Или, может, – хозяин подмигнул, – чего покруче?

Жучков чувствовал себя абсолютным хозяином положения и ровным счетом ничего не боялся. Видимо, ему с высоты своего финансового положения и очевидных связей было совершенно наплевать и на Аллу Михайловну, и на гостя, и даже на его грозную должность. Он выбрал себе «монте-кристо», обрезал гильотинкой (титан, перламутр и серебро) и прикурил от длинной спички. На запястье Жучкова имелась татуировка: квадрат, образованный четырьмя точками и еще одна посередине. На блатном языке она означала: «я – в зоне, а вокруг меня вышки».

Валерий Петрович достал из своего кармана свою сигарету.

На расспросы полковника хозяин отвечал с ленивой любезностью. Нет, об исчезновении Аллы Михайловны он ничего не знает. Да, всю прошлую неделю он провел в Москве. Сюда, в Листвянку, приехал только позавчера, в пятницу, поздно вечером. Вместе, как он выразился, с лялькой. Ничего подозрительного ни он, ни она не видели и не слышали.

Никакого конфликта с Долининой, продолжал сосед, у него не было. Да, она являлась тут к нему с какой-то пожилой злобной теткой (то есть с Юлией Николаевной, перевел Ходасевич) где-то в августе. Он вежливо сказал им, что его забор – не ихнего ума дело, а с правлением он сам давно договорился. Ни про какие жалобы, написанные соседкой в инстанции, он ничего не знает – а что сказал о них, так подумал, что со старых грымз станется их накатать.

Валерий Петрович слушал, оценивал реакции Жучкова и с сожалением понимал: тот, скорее всего, не врет. И прихватить его на чем-нибудь будет сложно.

А, черт возьми, очень хотелось бы прихватить. Хотя бы для того, чтобы выбить из его голоса эту высокомерную ленцу. Но прихватывать Жучкова (и ему подобных) надо было раньше, где-нибудь в самом начале девяностых, пока тот был, скорее всего, мелкой уголовной сошкой и не набрал еще свою нынешнюю силу. Но кому было тогда его прихватывать? Ходасевича (и других честных офицеров) как раз в ту пору попросили из органов. Оставшиеся, вместе со всей страной, лихо взялись воплощать лозунг «Обогащайтесь!».

  38  
×
×