SPA-чистилище

– Пакет как пакет. Много таких.

– Такой пакет брал с собой твой Бури, когда пошел за грибами?

– Наверно. Не знаю.

– Но ты же говорил, что у него с собой были пакеты именно из «Рамстора»?

– Да, правда. Из «Рамстора». Но я не уверен, что это точно тот самый пакет.

– Если Бури пошел с пакетом «Рамстор» за грибами – а потом я нахожу на улице такой же пакет, но полный грибов, разумно предположить, что данный предмет оставил твой сын.

– А где вы его нашли? – первый проблеск любопытства.

– Неважно, где. Ты уже ходил в милицию?

– Сегодня воскресенье. Наверно, там и нет никого, с кем поговорить можно.

– Все ясно. Ментов ты боишься. Учти, Имомали: я пообещал – я искать твоего мальчика буду. Без всяких денег. Но ищу я его постольку, поскольку разыскиваю Аллу Михайловну. Их исчезновения, я считаю, могут быть связаны. А могут – и нет. И для того чтобы я помог тебе, Имомали, ты мне должен все рассказать. Все, что знаешь. Все, что видел. Или слышал.

Ходасевич помнил: сегодня утром, когда бригадир таджиков приходил к нему утром вместе с Василием, он хотел что-то сказать, да осекся, не договорил.

Таджик приложил обе руки к сердцу.

– Я все вам, товарищ полковник, рассказал.

– Нет, не все. Ты что-то видел недавно. Или слышал. Что-то про Аллу Михайловну. Или художницу Любочку. Что?

– Клянусь мамой, ничего я не слышал.

– Слышал, Имомали, ты правильно оговорился. Ты то, что между ними происходило, не видел, а именно слышал.

Да, конечно, слышал. Просто потому, что нелегальные гастарбайтеры не любят без крайней необходимости выходить за калитку приютившего их дома. И не имеют они в отличие от хозяев привычки ходить в гости к соседям.

В то же время, будучи на долининском участке, Валерий Петрович слыхал доносящуюся отсюда таджикскую речь. Значит, и на участке Василия могли, в свою очередь, слышать разговор, долетающий с соседних владений. Особенно если беседа велась на повышенных тонах.

Валерий Петрович сделал выстрел наугад:

– И, знаешь, что ты конкретно слышал, Имомали? Ты слышал, как выясняют отношения, ругаются между собой Алла Михайловна и художница Люба.

По дернувшимся зрачкам гастарбайтера Ходасевич понял, что попал в точку.

– Так ведь? – поднажал он.

Собеседник опустил глаза.

– Н-ну…

– А теперь ты должен вспомнить, о чем они конкретно говорили.

– Я слова плохо запоминаю. Особенно русские. Плохо язык знаю.

– Во-первых, знаешь ты язык очень хорошо, а, во-вторых, я не прошу тебя дословно пересказать разговор Аллы Михайловны с Любой. Скажи мне, о чем у них там речь шла, своими словами.

– Давно это было. Забыл совсем.

– Слушай, Имомали, не зли меня. Этот разговор может иметь отношение к пропаже Бури. И если ты хочешь, чтобы я твоего мальчика нашел, – рассказывай.

Азиат опустил голову и, глядя в сторону, пробурчал:

– Они ссорились.

– Они – это Алла с Любочкой?

– Да.

– Из-за чего возникла ссора?

– Не знаю. Из-за мужчины, кажется.

– Хорошо, Имомали. Спасибо. Молодец, что сказал. Ты, случайно, не слышал, из-за какого, конкретно, мужчины они ссорились? Имя они его называли?

Таджик кивнул.

– Называли.

– Какое?

– Иван.

– Я так и думал… – прошептал Ходасевич. – А как точно они его называли? Просто Иван? Или Ванечка? Или, может, по отчеству? Иван Иванович?

– Просто Иван.

– Очень хорошо, Имомали. Ну, давай теперь, скажи, что именно они говорили. Хотя бы одну фразу.

Имомали наморщил лоб, а потом выдал:

– Одна женщина – наверно, Алла Михайловна – кричала: «Я всегда знала, что ты с Иваном спала!»

«Значит, с Иваном, – подумал Валерий Петрович. – Значит, Любочка спала с исчезнувшим пятнадцать лет назад мужем Аллы… Но, впрочем, Иваном зовут и внука… Или, скорее, родная бабушка будет звать его Ванечкой?.. Не слишком ли я загибаю: половая связь между пятидесятилетней женщиной и студентом-подростком, почти ребенком?.. Да нет, не слишком, чего только не случается на свете в нынешние вольные, развратные времена… А Любочка штучка еще та… Это по всему видно… Наверно, она способна и парнишку двадцатилетнего – гиперсексуального, как все подростки, совратить… Но… В том споре, что слыхал таджик, скорее всего, речь все-таки шла об Иване Ивановиче… Это куда больше похоже на правду… Итак, пятнадцать лет назад, когда пропал Иван-старший, Любочке было под сорок, а Долинину – пятьдесят пять… И самой Алле около пятидесяти… Весьма подходящий возраст для адюльтера… И для последующего за тем убийства… Но это все домыслы, решительно никакими уликами не подтверждающиеся…»