Бредень

После того первого письма они стали подолгу общаться с Саймоном. В школе были экзамены, и отец опять нудил насчет права, оценок, которые ему надо получить, если он собирается изучать право в Эдинбурге или в этом хреновом Кембридже. Да кому нужен этот Кембридж? Кому нужно это право, сказал Джонатан, и Саймон с ним согласился. Надо заниматься тем, что тебе действительно интересно, сказал Саймон, и если это искусство, значит, ты должен заниматься искусством. Саймон даже прислал ему информацию о разных колледжах и веб-адреса, по которым он мог узнать больше.

Джонатан никогда не задумывался о том, сколько Саймону лет. При виртуальном общении это не имело значения. Было ясно, что они мыслят одинаково. Однажды он заикнулся насчет девочек. После этого Саймон долго говорил с ним, и многое из того, что он говорил о девочках, было правдой.

Он поставил бутылку и попытался открыть ящик стола. Ручка все ускользала от его пальцев, но в конце концов он нащупал ее и потянул ящик к себе. Первые из распечатанных фотографий он спрятал на дне, под учебниками. Они лежали в старой тетрадке по алгебре. Мать никогда бы в нее не заглянула.

Картридж уже садился, отчего фотографии местами вышли бледными, но все равно можно было разобрать, что на них запечатлено. Джонатан перебирал снимки, пока не нашел свой любимый.

Он поскреб в ширинке, но либо спиртное, либо испорченный апельсиновый сок, а может, и его недавние упражнения были виной тому, что дружок не желал подниматься. И он просто выпил еще водки.

Когда пришла вторая серия картинок, он взглянул только раз, порвал и выбросил. Следующую серию он разглядывал уже дольше, а потом понес в ССБ и спрятал. Он уже больше недели не ходил туда и почти принял решение все сжечь. Сунув картинки в ящик, он обернулся к монитору. Новое сообщение было большим, и это означало, что оно может содержать картинки.

Джонатан прикончил водку и двойным щелчком мыши открыл письмо.

12

Конверт прибыл с утренней почтой.

Рона уже проснулась. Когда в почтовом ящике раздался шорох, ее сердце едва не выпрыгнуло из груди. Она вскочила с постели и выбежала в прихожую. Большой коричневый конверт лежал на ковре. Она подняла его, отнесла на кухню, положила на стол. Затем она поставила чайник. Она ждала семнадцать лет, подождет еще несколько минут.

Ее родители так и не узнали о внуке. Рона сумела все от них скрыть. Когда отец вышел на пенсию, они с матерью уехали из города и поселились на западном побережье, откуда он был родом. Там Рона провела все школьные каникулы, бегая у воды и лазая по скалам, самым древним на земле, как уверял отец. Став студенткой, Рона часто навещала их, отрываясь от занятий в выходные или на неделю-другую летом. Она любила дом, обращенный белым лицом к морю. Эти поездки были все равно что возвращение в детство: рыбалка, прогулки по берегу. Однажды она взяла с собой Эдварда. Он сидел в кухне, тиская стакан, и болтал с ее стариками. В то время она его любила. Но на обратном пути, когда они тряслись в своей подержанной малолитражке, он признался, что терпеть не может выездов на природу, что он городской житель. Больше она его не приглашала. Когда она обнаружила, что беременна и они решили отдать ребенка на усыновление, ей было стыдно смотреть в глаза родителям. По телефону она говорила матери, что у нее слишком много работы, и что она приедет к ним летом, когда это все закончится.

Ребенку исполнилось бы пять лет, когда умерла ее мать. Рона стала ездить домой к отцу каждые выходные и всякий раз замечала, что он сдает все сильнее. Раз или два он приезжал к ней в Глазго. Они ходили в Галерею, но его сил хватало только на один этаж. Идя знакомым маршрутом и видя, как светлеет его лицо, она понимала, что украла у него нечто бесценное.

Они с Эдвардом продержались еще шесть месяцев после того, как отдали ребенка. Больше они не смогли. Любовь и ненависть. Ненависть и любовь. Она ненавидела его за то, что он уговорил ее (но так ли это было?), и еще больше себя – за то, что позволила себя уговорить. А Эдвард? Ему просто была противна вся эта кутерьма.

Адрес на конверте был написан рукой Эдварда. Этого он не мог доверить секретарше. Рона долго смотрела на конверт, потом осторожно вскрыла его, во рту у нее пересохло.

Внутри лежали два листа бумаги. Верхний был копией свидетельства о рождении. Она развернула его дрожащими руками и прочитала: Лайем Джеймс Маклеод, родился в 2.35 утра в понедельник 2 января 1985 года. Она никогда раньше не видела свидетельства о рождении. Документы оформлял Эдвард. Что толку убиваться, сказал он, будет лучше, если я сам все сделаю, и ты сможешь выкинуть это из головы. Нам нужно подумать о себе. Рона читала дальше. В графе «мать» стояло ее имя, Рона Элизабет Маклеод, в графе «отец» было пусто. Эдвард сказал, что так будет лучше.