Антиквар

Улетаешь, как от хорошего косяка. Так не бывает. То есть умом понимаешь, что существуют где-то коллекции и побогаче, но сам вживую с подобным сталкиваешься впервые. А при попытке хотя бы приблизительно прикинуть, сколько может стоить сейчас эта благодать, и вовсе в пропасть ухаешь. Какие там два памятника для Кащея с супругою, какая там квартира для Дашки и машинешка для нее же… Такой ничтожный процент на исполнение воли покойничка отслюнить придется…

Он зажмурился, помотал головой. Решительно встал. Кот Ученый завороженно приник к одному из планшетов, где теснились небольшие складешки – бронзовые, с разноцветными эмалями. Фельдмаршал возился с клинками, бормоча что-то про императорскую гвардию Карла X, испанских клинковых мастеров шестнадцатого столетия (отпа-ад!) и придворные шпаги. Даже Шварц, сдернув темные окуляры, таращился на рядок миниатюр в потускневших рамках и шевелил губами со столь одухотворенной рожей, что явно считал в уме серьезные суммы…

Смолин закурил новую сигарету от окурка предыдущей. Вот это и называется – старая гвардия. Кащей, происходивший из достаточно интеллигентной семьи и в искусстве уже с юности разбиравшийся, на Отечественную ушел в сорок первом восемнадцатилетним, а до Германии добрался в сорок пятом уже старшим лейтенантом – и года на три застрял там в военной администрации. Оттуда и пошло…

Львиная доля привозного российского антиквариата происходит как раз из Германии, которую победители (все четыре славных державы) выметали под метелку. Тевтоны к тому же сами охулки на руку не клали и сволокли в рейх все, что награбили в оккупированной Европе, представления не имея в гордыне своей арийской, что пашут не на себя, а на Товарища, Милорда, Мистера и Месье…

Черт его знает, как там управлялись наши доблестные союзнички (неплохо управлялись, судя по отрывочной информации, поездами волокли), но доподлинно известно, что демобилизованный советский солдат, что греха таить, порой даже в «сидорах», а то и просто на горбу ухитрялся притаранить из поверженной Германии самые неожиданные вещи. А потому до сих пор в глуши всплывают уцелевшие трофеи – вплоть до этюдов Рубенса, серебряных вилок из имперской канцелярии, эмалевых портсигаров самых родовитых венгерских графьев и подписанных лично фюрером поздравлений своим генералам к юбилею. И не нужно забывать, что наша доблестная армия еще и по Маньчжурии прокатилась, где всевозможных сувениров тоже хватало. Одним словом, ни о чем так не жалеет истинный собиратель, коллекционер, антиквар, как о том, что Красная армия не прошлась победным маршем, увы, и по Франции с Испанией, на Британские острова не заглянула. Какие в этом случае коллекции имелись бы у потомков, подумать грустно…

Старикам было хорошо, думал Смолин, старикам было кайфово. В шестидесятые, когда он бегал в пионерском галстучке в поисках металлолома, антиквариат, особенно в глухой провинции, стоил копейки – а впрочем, и в столице ради модерновых гарнитуров из металлических трубок и пластмассы выкидывали на помойки бесценные мебеля времен не только Александра I, но и Екатерины II, и иностранные дипломаты, наплевав на приличия, возле этих помоек форменным образом паслись, пачкая холеные ручки, самолично грузили драгоценную добычу. Вольготно ж было резвиться в те былинные годы волчарам вроде Никифора, за недельную инженерскую зарплату скупавшим такое, что ныне и «Сотбис» в оцепенение введет…

– Вот что, ребятки, – сказал он твердо. – Кто как, а лично я тут не оставлю ничего. Даже если до утра придется пластаться. Посмотрите в кухне, в ванной, тут полно полотенец, простыней, на крайний случай футболку с себя не пожалею… Давайте упаковывать, тихонечко и в темпе… Что?

Шварц, кривя губы, распахнул перед ним большой черный кляссер – там в прозрачных кармашках красовалось тускловатое рыжье: соверены и червонцы, империалы, двадцатимарковики, флорины и кроны, лиры, франки, наполеондоры, профили бородатые и бритые, профили мужские и женские, гербы…

– Вот я и говорю, – произнес Смолин, чувствуя пресыщение. – Работаем до упора…

Глава 5

Небесное создание

Смолин думал. Напряженно и долго. Теперь не оставалось никаких сомнений, что Чепурнов до самого последнего момента пребывал в совершенно ясном сознании – а раз так, следовало предельно серьезно отнестись к его последним словам. Смолин вновь и вновь повторял про себя на все лады: «Ищи броневик, ищи броневик…» Мать твою за ногу и об угол, классическая сцена из старого приключенческого романа, с таинственным напутствием на смертном одре, зарытым в глуши кладом и прочей бредятиной…