Куявия

Иггельд предостерегающе постучал по спине – не увлекайся, чувствовал за спиной сдавленное дыхание Ратши, да и у самого сердце почти остановилось. Черныш наконец начал выдвигать крылья шире, еще шире, ветер снизу становился все тише, наконец Черныш поплыл на растопыренных парусах, ветра уже нет, желудки опустились на место.

И все равно зеленая долина выглядела маленькой и жалкой в сравнении с грозным величием холодных гор. Домики совсем крохотные, ямки котлованов едва заметные в полутьме, а освещенные дома выглядят отсюда как слабые светлячки.

Черныш сделал полный круг, выбирая место для посадки. На площади находился только один человек, он сидел на пустой опрокинутой бочке, а когда Черныш снизился, из-за домов вышли еще люди, их лиц Иггельд в полутьме не рассмотрел: Черныш закрыл крыльями. Ветер теперь в лицо, затем спина вздыбилась, Ратша охнул и крепче ухватился за Иггельда, это Черныш опустился на зад, но не проехался, обдирая еще мягкую плоть, а как прилип, крылья с сухим треском потянулись на спину.

Ратша шумно выдохнул, Иггельд расстегивал ремни, руки почему-то дрожали. Ратша исчез, а когда Иггельд соскользнул по гладкому боку на землю, Ратша уже без всякой боязни стоял почти у самой морды Черныша. Подошел Апоница, хлопнул Ратшу по плечу.

– С посвящением!.. Раньше не летал?

– Только с ложа на пол, – признался Ратша.

– Ну и как, понравилось?

– С ложа на пол?

Оба рассмеялись, подошли Шварн и Чудин. Поздравили Ратшу, тот поворачивался гордый, указал на подошедшего Иггельда:

– Вы хоть узнаете в нем того заморыша, что унес за пазухой другого заморыша?.. Признаете дохликов, что ушли умирать в горы?

Апоница внимательно всматривался в Иггельда, сказал торопливо:

– Пойдемте ко мне в дом. Как я понимаю, ты готов отдать его в котлован…

Иггельд ахнул, что его так поняли, отшатнулся, прокричал:

– Да как же… да ни за что! Апоница, как ты мог… Как мог на меня такое?.. Да чтоб я друга в темницу?

Он задохнулся от возмущения, грудь ходила ходуном, разводил руками, не мог отыскать слов, только побагровел, кончики ушей вспыхнули. Апоница смотрел пристально, наконец тяжело вздохнул, уронил взгляд.

– Ладно, прости… Истолковал так, как будто ты… уже не совсем сумасшедший. Ладно, что будет, то будет. А чего не будет, того и не будет. Пусть этот летающий… заночует в моем дворе. Ничего не разрушит?.. Ладно, даже если и разрушит. Пойдем, здесь все-таки городская площадь. И хотя город существует благодаря драконам, но все же… порядки все ужесточаются.

– Черныш, – сказал Иггельд. – За мной!

Он видел, как все четверо напрягаются, как деревенеют лица, а улыбки застывают, когда горячее дыхание из нависающей над ними пасти дракона развевает волосы. Черныш добросовестно шел следом, очень близко шел, желая быть в стае всемогущих людей, гордый тем, что приняли, что тоже с ними, и только жаль, что другие драконы не видят, что он идет, тоже человек, вместе со всеми.

Во дворе Апоницы сперва пришлось загнать в сараи трех свиней, увести коня и шугнуть кур. Черныш лег возле колодца, голова с вытаращенными глазами оказалась возле ведра. Апоница вздохнул, но ничего не сказал, широким жестом пригласил всех в дом.

Уже на крыльце оглянулся, спросил с глубоко упрятанным беспокойством:

– А его не надо привязывать… хотя бы к коновязи?

– К коновязи?

– Да, это глупо, он и всю конюшню на себе утащит, но хотя бы… чтобы он видел?

Иггельд сказал с упреком, хотя раздувался от гордости:

– Посмотрите на него! Разве похоже, что он собирается убежать?

Черныш приподнял голову, видя, как все четверо рассматривают его с крыльца. Хвост заскреб по земле, а голова приподнялась. Иггельд увидел, что дракон готов сорваться с места, уверенный, что с ним хотят играть, крикнул поспешно:

– Лежать!.. Сторожи!

Черныш замер, на морде готовность не пропустить никого во двор, бдить и не пущать.

Апоница вздохнул:

– А что он сторожит? И от кого?.. Ладно, постараюсь предупредить всех домашних, чтобы ни под каким предлогом не выходили.

Глава 7

В просторном доме Апоницы собрались в самой большой комнате, он устроил настоящий пир: велел сестре, что жила в его доме взамен давно умершей жены, достать из подвала острый вантийский сыр, мясо молодого теленка, отваренное в редких травах, что придавали особый пряный вкус давно привычному мясу, на столе появился и кувшин вина, но Иггельд, как с неудовольствием заметил Апоница, ел драгоценное мясо так же безучастно, как и обычное, а сыр глотал, не смакуя и даже не разжевывая.