199  

– Воеводы. Больно дородные, как у славян принято… У них чем толще, тем знатнее. И рукава до колен. По-ихнему значит, черной работы гнушаются. Только когда жрать садятся, им рукава закатывают! И ремни расстегивают. Говорят, у них особая чернь для этого заведена. Расстегальщики ремней зовутся.

Ольха, обнимая Жароглазку, повела в конюшню. Боян изгаляется над обычаями славян, но она на этот раз почему-то не ощетинилась, не бросилась в спор. В самом деле, нелепо выглядят мужики с рукавами в сажень. А русы с закатанными выше локтя рукавами, по делу или без дела, сразу кажутся злыми и сильными, готовыми к бою и работе.

Ингвар посмотрел вслед, сказал тихо:

– Здорово пощипали!.. Думаю, сегодня на приступ больше не пойдут.

Рудый прищурился:

– Думаешь или надеешься?

– Надеюсь, – признался Ингвар.

– Я тоже. Но думаю, да и ты думаешь, что сегодня же пойдут в третий раз. Это будет… это будет бой!


Только бы отложили до завтра, беззвучно молил Ингвар. Всего лишь до завтра! Если бы боги напустили ночь, послали жуткий ливень, снег или бурю, вроде той, что однажды разметала могучий флот Аскольда и Дира, не дала захватить Царьград.

Не ради спасения даже! А чтобы с приходом ночи снова пришел к ней, древлянке, лег к ней на ложе. На этот раз скажет все, что у него на сердце раскаленным камнем. Хотя бы потому, что завтра у них может не быть.

Нет, не потому. Слишком долго он откладывал слова, которые рвались наружу. А сейчас если не скажет, то взорвут его, как закупоренную баклажку с забродившим квасом, разметают по стенам окровавленные ошметки!

Он видел, как молодые девки и бабы спешно перевязывали раненых, таскали еду и питье прямо на стены. Он сам распорядился еду не жалеть. Голодных быть не должно. Все равно это бой последний…

Из холодных подполов выкатывали бочки с квасом, детвора разносила в ковшиках вартовым, поднималась на стены к дозорным. Пользуясь передышкой, из поварни выволокли в огромных кастрюлях борщ, разливали в большие чашки. Погорельцы, сами вечно голодные, все же сперва несли тем, кто не мог отлучиться со стен.

Рудый, помолодевший, как ящерица, поджарый и быстрый, ухитрялся бывать сразу во всех концах крепости. Глаза блестели уже не хитростью, а удалью. И без того высокий, сейчас стал будто еще выше, а тугие, как канаты, мышцы выступали под взмокшей рубашкой выпукло, мощно. И даже Ингвар вспомнил, что, еще когда он ребенком заползал к нему на колени, о том шел слух как о самом искусном бойце среди русов и всех племен, с которыми приходилось сталкиваться.

Да, Рудый не знал поражений, даже когда в одиночку дрался против дюжины. Но когда враги выбьют ворота, подумал Ингвар горько, или сломают стену, то на каждого защитника придется больше, чем по дюжине мечей и топоров! И мало кто из них хоть вполовину так силен, как этот нестареющий лев…

Глава 48

Уже распухшее от крови солнце клонилось к земле, заливая небо и землю багровым светом, уже темно-красные облака недвижимо застыли в небе, готовые переждать ночь, уже птицы заспешили в гнезда, когда со стен понесся крик:

– Идут на приступ!

Ингвар похолодел, душа обреченно сложила крылья. Внутри все оборвалось, он почувствовал тянущую пустоту. И впервые в жизни ощутил, как пахнул ледяной ветерок от широких крыльев демона смерти. Посмотрел на Рудого. Тот невесело улыбнулся, взял в обе руки по мечу:

– Пора испить смертную чашу!..

– Если бы не сегодня, – простонал Ингвар с мукой.

Рудый понимающе оскалил зубы:

– Это всегда бывает рано. Но это путь мужчин.

Он побежал наверх. Сходни качались и скрипели под его ногами. От ворот им помахал Асмунд, он обедал поблизости в сторожевой будке. С ним было десятка два ратников, все под стать воеводе: плечистые, кряжистые, могучие, как медведи, в ратных доспехах похожие на железные башни.

Ольха взобралась по мосткам. Слева от нее стоял Рудый, справа – Ингвар. Это Рудый вроде невзначай встал так, чтобы она оказалась защищена с обеих сторон.

Она зябко передернула плечами, когда внизу от леса двинулась нестройная, но огромная толпа. На этот раз лестниц было втрое больше, многие несли связки хвороста, хотя ров был заполнен уже в трех местах. Топоры блестели у каждого, многие чужаки были с длинными копьями, а лучников с ними шло впятеро больше.

Ольха ловила на себе взгляд Ингвара, странный и мучительный. Он даже дважды раскрывал рот, и Ольха едва не подтолкнула нетерпеливо. Ей очень хотелось услышать, что может сказать, кроме приказов, как защищать стены. И кровь бросалась к щекам, а ноги становились слабыми.

  199  
×
×