Ингвар и Ольха

Из темноты послышался торопливый шепот:

– Это я, Ганка, сенная девка.

– Входи, – пригласил Ингвар.

Девка неслышно скользнула в комнату, обмерла, увидев воеводу русов с обнаженным ножом. А Окунь широко улыбнулся:

– А у меня как раз снова зачесалось в том же месте.

– Я… я… узнала… – пролепетала Ганка.

– Говори, – потребовал Ингвар.

Окунь убрал меч, широко улыбнулся:

– Меня не бойся, красавица. Аль я был груб?

Девка несмело улыбнулась, вряд ли кто называл раньше красавицей, но Окунь умел быть сладким на язык, а Ингвару сказала поспешно:

– Беглянка за два дома влево. Я вызнала, что она упросила дулебов дать ей ночлег. Утром отправят обратно. Сопровождать будут трое дулебских витязей.

Ингвар протянул ей на ладони две золотые монеты:

– Сделай из них серьги. Думаю, таких нет даже у жены вашего князя!

Утром вождь дулебов был еще мрачнее, чем вчера вечером. Зыркая исподлобья, пробасил неприятным голосом:

– Великий князь в самом деле собирается к нам на полюдье?

– Как и ко всем, – ответил Ингвар настороженно.

– Но он не дерет шкуры с полян, уличей, рашкинцев…

– Они уже в Новой Руси, – объяснил Ингвар. Он посматривал украдкой по сторонам. Дулебы могли уже за ночь получить помощь из других весей. Всего-то надо две-три дюжины для короткого боя. – А дулебы – нет. Потому вы обложены данью. Как чужаки. Войдете в состав Новой Руси…

Вождь отшатнулся:

– Ни за что!

– Тогда останетесь покоренным врагом, – закончил Ингвар жестко. – За вами будет глаз да глаз. Думаете, сумеете подняться? Да ежели утаите хоть один беличий хвост… все войско русов будет здесь через три дня. Не ради хвоста. Непослушание Олег карает сразу и люто. И вам лучше бы войти в Новую Русь.

– Нет, – отрезал вождь. – У нас есть свой князь. Мы не волим посадника Олега.

Ингвар пожал плечами:

– Дело ваше. Меня интересует, нашли мою беглянку?

– Нет, – заявил вождь. Он не смотрел воеводе русов в глаза, но голос был твердым. – Я спросил стражей на воротах. Никто из чужих не входил. У нас мышь не проскользнет незамеченной!

Ингвар пристально посмотрел ему в глаза:

– И никто не выходил?

– Нет, – еще резче ответил вождь.

– Даже охотники? – поинтересовался Ингвар.

Вождь ощутил, что допустил промах:

– Ну, охотники, бортники, рыбаки – не в счет. А из чужих никто не входил, никто не выходил.

– Ладно, – сказал Ингвар медленно и многозначительно, – спасибо за прием, за ласку. Ты – вождь. Знаешь, что от твоих решений зависят жизни людей. Правильно решишь – будут жить, ошибешься… или соврешь – их смерть будет на твоей душе. Верно?

– Верно, – подтвердил вождь настороженно.

– Вот и хорошо, – сказал Ингвар почти ласково. – Такое бремя у вождей, сам знаешь.

Вождь, нахмурившись, смотрел в удаляющуюся спину громадного воеводы русов. И по мере того как заморские захватчики седлали коней, чувство страха и неуверенности становилось сильнее. Где-то он допустил ошибку. Этот рус намекнул достаточно прозрачно. Только что не указал пальцем. Но где он ошибся?

И только когда русы выезжали за ворота, он заметил, что их всего десять человек.

Ольха покинула терем приютившего ее боярина с первым проблеском света. Ее тайком вывели за ворота, только тогда дулебы подвели ей и троим воинам коней. Крепкие, мрачные, суровые, они выглядели бывалыми ратниками, и она с благодарностью подумала, что если раньше древляне и дрались с дулебами, то ненависть к русам объединила оба племени.

– В добрый путь, – сказал боярин. – Не хватятся! Русы – тупые, как их сапоги.

– Пусть боги отблагодарят вас, – ответила Ольха искренне.

Конь под ней был неказистый, но с упругими мышцами, длинноногий, с живыми огненными глазами. Он уже нетерпеливо долбил землю, мол, он создан для скачки, а тут снова стой, слушай… Дулебы уже взобрались в седла, угрюмо посматривали по сторонам.

Ольха чуть тронула коня каблуками. Тот оскорбленно дернулся, могла бы и поводьями, рванулся с места, как выпущенная из лука стрела. Ольха охнула, ее отшвырнуло встречным ветром, едва удержалась в седле, долго тщетно ловила поводья. Над головой и по обе стороны тропинки мелькали деревья и кусты, сливались в сплошную зеленую стену. Копыта стучали глухо, земля после ночного дождика оставалась рыхлой, гасила звуки.