Была и вторая комната, но вход был занавешен тонким полотном с диковинными цветами и василисками. Должно быть, там спал хозяин с хозяйкой. Осмотревшись, Ольха заметила и второй угол, где под потолком было свернутое полотно. Наверняка его тоже опускают на ночь. Значит, один из сыновей хозяина уже привел жену, на ночь отгораживаются от младших братьев и сестер.
– Подумаешь, – сказала она дерзко. – У наших бояр дома такие же! А то и лучше.
Ингвар смотрел с недоумением:
– Бояр?
– Ну да.
Он внезапно расхохотался:
– Здорово! Тогда тебе будет на что посмотреть в Киеве.
Она насторожилась:
– Ты о чем?
– Ольха. – Он оборвал смех, голос воспарил, и Ольха ощутила, как воевода в своем презрении к ее невежеству оплевывает ее сверху, пачкает пометом. – Ольха Древлянская… Ты в самом деле – дерево! Это же простая хатка простого полянина.
Она не поверила:
– Простого?
– Не веришь, зайди в остальные дома. Это же простая весь, где не живут бояре. Но эту весь вот уже двадцать лет не грабят, не зорят, сюда не совершают набеги. А самое главное, что народ поверил, что их грабить больше не будут. Вот и строят добротно, на века. А монеты, если такие заводятся, не закапывают в горшках в землю.
Она нахмурилась:
– Ты хочешь сказать, что народ доволен?
– Конечно, недоволен, – признался Ингвар с неохотой. – Редко найдешь семью, чтобы не проклинали русов. Захватчики, грабители, кровопийцы, растлители… ну и все, что только можешь придумать. Но жить все-таки стали безопаснее и богаче!
Ее голос был сух:
– Лучше в опасности, но при свободе.
Вскоре, прорезаясь через неумолчный шум дождя, послышались звонкие детские голоса. Ольха поразилась, что мокрые, как мыши, дети, завидев вооруженных людей во дворе, вбежали через калитку без страха, смотрели с жадным любопытством. С ними явился Павка, потрепал одного за вихры, спросил весело:
– Чьи вы, такие конопатые?
Ответил самый старший, лет семи, мальчишка:
– Жуковы. Наш тятя, Жук, сейчас в поле… А вы кто?
– Княжьи дружинники. Переждем дождь малость, если вы не против, дальше тронемся к Киеву. Хошь с нами?
– Не хочу, – ответил мальчишка серьезно, – а тятя говорит, что проливной перешел в обложной. И дедуля сказал… Потому нас послали до дому.
Ингвар выругался сквозь зубы, выглянул в окно. Мощные струи ливня сменились частым дождем, не таким сильным, но упорным и неприятным, а вместо черных туч небо затягивало серым, гнетущим.
Павка покачал головой:
– Ну, ежели и дедуля сказал… Старикам кости подсказывают. Ингвар, мы тогда займем сеновал, а вы располагаетесь здесь. Хозяев определим в сарай, за скотиной присмотр нужен.
– Ладно, – согласился Ингвар сквозь зубы. – Если придется ночевать, то придется. Под этим дождем все равно в Киев раньше не приедем. Дороги раскиснут.
Глаза мальчишки, голубые, как у Ингвара, счастливо заблестели. Голос он постарался сделать солидным, мужественным, раз уж из всей родни оказался самым старшим:
– Ночуйте. Коней можно поставить во-о-о-он туда, воды я помогу набрать. Если что, кликните Лютика. Это я. А вечером и маманя явится, она тяте помогает. Накормят!
Дружинники по двое-трое разъезжались по избам. В доме Жука остались Ингвар с Ольхой и два руса. Ночь обещает быть теплой, дружинники упросились ночевать тоже на сеновале. Ингвар не спорил, понимал, что ждет их на сеновале, где в веси полно молодых спелых девок. Даже не предупреждал, чтобы спали по очереди. И Ольха впервые увидела, что такое жить в безопасности.
Глава 16
В единственное окошко с трудом протиснулась бы разве что кошка, да и то худая, но Ингвар и его оглядел придирчиво, зачем-то простукал стены. Ольха покачивалась от усталости. Не глядя на нее, он велел:
– Ночевать будешь здесь. Если что понадобится, скажешь, язык не отвалится.
– А где будешь ты? – спросила она враждебно.
– Здесь, – ответил он холодно.
– Где? В этой комнате?
– Угадала, – ответил он зло. – Мог бы даже разделить с тобой ложе, если бы ты не храпела.
– Я?
– И еще ты из тех, – добавил он, – кто стягивает одеяло. Так что и не надейся.
– Я? Когда это я стягивала одеяло?
– Извини, – сказал он, – не одеяло, а попону.
Задохнувшись от негодования, она наблюдала, как он бросил ворох шкур на пол у двери, сел, с трудом стягивал сапоги. Ноги, судя по тому, как кривился, распухли, повредил в болоте или при скачке.