Дверь распахнулась, Ингвар вошел, буркнул:
– Запрягают. Ты готова?
– Нет, – съязвила она, – еще не все вещи собрала.
Он нахмурился, голос стал предостерегающим:
– Что-то ты больно осмелела…
– А я никогда не была трусливой. Ты не заметил? – и добавила ровным, как степь, голосом: – Эта женщина… Кто она?
Ингвар застыл, долго собирался с ответом, будто размышлял, как защитить Киев от хазарской конницы и вообще обустроить Новую Русь:
– Э-э… какая?
– Которую ты на руках носил.
Он вспыхнул:
– Я никого на руках не носил!.. Ты говоришь о Бузине?
– Если ее так зовут.
– А в чем дело? – насторожился он. – Она подходила к тебе?
– А что? – ответила она вопросом на вопрос. – Я такая уж заразная? Она могла попытаться меня утешить…
Он отмахнулся с некоторым пренебрежением:
– Тебя?
Она вскинула брови:
– А что? Я уж совсем не нуждаюсь в утешении?
Ингвар смотрел на нее с сомнением. Лицо его было неподвижно, однако в глазах поблескивали злые огоньки. Похоже, не считал, что ей может потребоваться утешение вообще. Но когда заговорил, взор его уперся в пол, а голос стал несколько досадливым:
– Просто она… чересчур проста.
– Мы все просты.
– Она проста как корова. Ей все одно, кто будет ее быком, лишь бы он был самый сильный и здоровый. Ну, чтобы от него был приплод крепкий… И побольше.
От удовольствия горячая кровь бросилась в ее лицо с такой силой, что щеки защипало как ошпаренные. А Ингвар неожиданно добавил с пренебрежением:
– Ей бы среди древлян жить. Там с коровами не считаются. Берут за веревку и ведут, куда хотят.
Ольха опешила от нежданного оскорбления:
– За веревку? Это старинный обычай! Обычай умыкания!
Ингвар прищурился насмешливо:
– Самый древний, значит, самый лучший?
– Да, – отрезала она. – Что хорошего, когда молодые сходятся по любви? Много понимают в своем телячьем возрасте! Куда лучше у тиверцев, там все решают родители. Им, с их жизненным опытом, виднее, кого с кем повязать, кто с кем уживется, от кого здоровые дети пойдут.
– А у древлян? – спросил он совсем насмешливо.
– Еще лучше, – отрезала она с вызовом. – Только настоящий мужчина способен похитить девку из чужого племени! Это не просто. Надо быть не просто лазутчиком, но суметь высмотреть ту, что по сердцу, подкрасться, схватить, связать и бегом унести, когда по пятам гонятся разъяренные воины… От таких мужчин рождаются сильные дети. А те мужчины, которые не сумели добыть себе жен похищением, остаются без потомства. Так сами боги отсеивают слабых.
Он окинул ее придирчивым взглядом. Все верно, древляне по большей части люди рослые, крепкие, мускулистые.
– Но как же ты? – спросил он.
– Что я?
– Не обидно, когда тебя схватят, как бессловесную овцу, и потащат неизвестно куда и кто?
Она гордо выпрямилась:
– Я княгиня!
– Это уже слышал.
– Княгинь не воруют. Мы сами решаем свою судьбу. У князей, в отличие от простолюдинов, хватает ума, чтобы выбрать то, что самое лучшее.
– Для них?
– И для племени.
Он выглянул в окно, бросил с мрачным удовлетворением:
– Повозку уже подогнали. Пошли!
Солнце клонилось к закату. Длинные тени перекрыли улицу, воздух был теплый, устоявшийся, а небо стало синим. Только на западе облака медленно окрашивались алым светом.
У крыльца стояла повозка, запряженная тройкой коней. Дуги были украшены лентами, словно на свадьбе, у коренного под дугой висел бубенчик. Даже Ингвар почуял неуместность такого украшения. Ольха ощутила его настроение, сказала просяще:
– Я дала слово. Могу я поехать верхом?
– Можешь, – ответил Ингвар. Тут же ощутил, что сказал чересчур быстро, вынужденно, озлился на себя. – Но с тобой поедут мои люди.
– Благодарю.
Он кивнул дружинникам, Боян тут же подъехал ближе. Он был на вороном жеребце, тот храпел как огненный змей, выворачивал шею, пытаясь цапнуть седока зубами за сапог.
– Возьми еще Окуня, – велел Ингвар. – И глаз с нее не спускайте.
Боян смерил Ольху недобрым взором. Процедил медленно, с расстановкой:
– На этот раз не уйдет. Я горлицу бью на лету за сорок саженей. А стрелы мои острые.
– Я дала слово, – напомнила она, уже сердясь. – А я, в отличие от тебя, раба своего слова.
Она наблюдала, как воевода пытается сесть на коня, дышит тяжело, его чуть ли не силой усадили в повозку. Ту самую, что пригнали для нее. Когда Окунь заботливо укутал ему ноги медвежьей шкурой, словно старому деду, Ингвар чуть его не убил. В ответ непреклонный Окунь натянул шкуру до плеч, подоткнул за спиной, чтобы не дуло.