На то и волки

– Ночью, как известно, допрашивать запрещено.

– Посидите до утра, ничего страшного… Так вот, либо вы поедете со мной и совершенно добровольно, по собственной инициативе ответите на несколько вопросов – и, разумеется, отдадите вашего найденыша, либо я приказываю взять дачу штурмом, задерживаю всю вашу кодлу… и плевать мне, что будет потом, на какие кнопки вы надавите. Но трое суток вы в камере прокукуете, матерью клянусь…

Он был разъярен до белого каления – на сей раз никакой игры на гиперболах. И он второй раз поймал Данила на тот же крючок – потому что знал что-то, крайне для Данила важное. Снова, как сутки назад, получается, что сотрудничать с ним, поступившись толикой гордости, выйдет рациональнее и выгоднее, нежели добывать ту же информацию по своим каналам… Да и насчет трех суток мальчишка угодил в самую точку: самое страшное сейчас для Данила было – выпасть из игры хоть на день… Время на сей раз числилось не в союзниках, а вовсе даже наоборот.

– Еще одно убийство? – спросил Данил уже серьезно, без тени ерничества.

– Угадали.

– Кто?

Клебанов тоже, должно быть, успел посчитать про себя до десяти, ответил спокойно, но непреклонно:

– Извините, здесь не время и не место для таких бесед. Что надумали? Можете просто отдать мне вашего найденыша и спокойно ждать, через денек-другой я вас вызову официальной повесткой…

– Ладно, – сказал Данил. – Мне платят еще и за то, что я обязан соображать быстро… Но имейте в виду: я обставлю своими машинами оба СИЗО да и тюрьму заодно. Нигде в законе не сказано, что честному гражданину запрещено сидеть в собственной машине неподалеку от СИЗО. И если вы попытаетесь помочь ему выбраться из города… Тут, как пишут в объявлениях, возможны варианты.

– Хорошо, – небрежно сказал Клебанов. – Обставляйте хоть квартиру губернаторской любовницы… Включите свет.

Данил, светя фонариком, повел его в дом. Нажал кнопку. Картина представилась взору самая что ни на есть сюрреалистическая: Есаул со скованными за спиной руками, голый по пояс, с засохшей на подбородке кровью, сидел на стуле посреди комнаты, Кондрат стоял у окна с помпо-вушкой наперевес, Хоменко задумчиво поигрывал пистолетом, а дядя Миша, примостившись в уголке, торопливо заглатывал из горла финскую лимонную водочку «21» – должно быть, спешил заправиться перед поездкой в оборудованной решетками на окнах машине, ничуть не сомневаясь, что всех в эту поездку незамедлительно пригласят.

– Так, – сказал Клебанов, окинув взглядом всю эту компанию. – И Корявый здесь…

– Кому Корявый, а кому Михал Михалыч Корепанов, – сказал дядя Миша без особой воинственности, но с безусловным чувством собственного достоинства. – Между прочим, решительно завязавший с преступным прошлым и твердо вставший на путь исправления общественно-полезным трудом. А то вы, гражданин начальник, не знали, что Корявый здесь обитает, а то это не ваши тихари на мотоциклах с обеда выкаблучивали…

Данил внимательно следил, как отреагируют друг на друга Есаул и Клебанов. Пожалуй, во взгляде опера не было ничего, кроме азарта гончей, настигшей наконец зайчишку. А вот Есаул определенно вздохнул про себя с облегчением – хотя Клебанова он, можно с уверенностью сказать, прежде не видел.

– Картинка… – покачал головой Клебанов. – Гражданин Шимко Дмитрий Степанович?

– Он, – скупо сообщил Есаул.

– Не желаете выдвинуть какие-либо обвинения против присутствующих здесь граждан?

– Да не, начальник, – с нахальной развальцой оскалился Есаул. – Это у нас игра такая, сегодня мне морду бьют, завтра я в чавку налаживаю… Вроде КВН.

Клебанов полез в свою желтую папочку и вытащил листок бумаги:

– Ну, в таком случае… Гражданин Шимко, вы задержаны.

И показал бумагу. Есаул пробежал ее взглядом, кивнул:

– Напротив ГУМа не посрешь, супротив власти не попрешь… Пошли, начальник. Только пусть этот мордастенький поищет ключик да браслетки снимет…

– А протестовать против задержания вы не собираетесь? Хотя бы словесно? – спросил Клебанов.

Данил сам с удовольствием задал бы этот вопрос первым – любопытно было посмотреть, как Есаул станет выкручиваться. Но тот равнодушно пожал плечами:

– Я, начальник, верю нашей демократической власти. Загостился я тут, все равно в город на чем-то ехать да где-то ночевать. А у вас ночевать всего безопаснее – на двери замок, у двери сапог…

Хоменко снял наручники. Есаул натянул рубашку, легкую синюю куртку, потер запястья, пожал плечами: