Год Крысы. Путница

Больше задерживаться в городе приятели не собирались, но, пересекая его по прямой, случайно влипли в собравшуюся на площади толпу.

— Что это?! — Рыска приподнялась на цыпочки, пытаясь понять, кто и зачем так жутко орет.

Альк с Жаром видели (а догадались еще раньше), но пояснять не стали. Саврянин брезгливо поджал губы, вор же с любопытством присмотрелся. Казнь подходила к концу. То, что лежало на щите (наклонном, дабы публика могла любоваться работой палача), еще сохранило очертания человеческого тела — почти утратив его облик. И еще могло кричать, что особенно радовало зрителей, отзывавшихся на каждый вопль смешками и свистом.

— За что они его так?!

— Кчин каттец? — поинтересовался Альк, тронув за плечо стоявшую впереди горожанку.

Та обернулась — глаза горят, алые влажные губки приоткрыты, грудь часто вздымается, будто кто-то ее уже распалил, а тут еще один мужчина подвернулся, — и кокетливо ответила:

— Ритарищ доносчерь. Любичь каты?

— Нэч, — отрезал саврянин. Девица разочарованно поджала губы и снова жадно уставилась на помост.

— Доносчерь — шпион? — шепотом уточнил Жар.

Альк угрюмо кивнул. Казнимый снова заорал, надсадно и бессмысленно. Спасти его уже не смог бы даже самый лучший лекарь, но молодое сильное тело упрямо цеплялось за жизнь, не понимая, что только продлевает свои страдания.

Глашатай звонко и радостно зачитал что-то с длинного листа (толпа одобрительно заворчала) и повторил на ломаном ринтарском, дабы осужденный тоже понял и оценил:

— Частч симнатчать. Выковырьвание…

Рыска заткнула уши и зажмурилась. Альк обхватил ее свободной рукой за плечи и начал проталкиваться сквозь толпу. Коровы якорями волоклись следом, люди недовольно ворчали, а то и ругались. Но даже мужик, которому Смерть крепко наступила на ногу, в драку не полез — слишком хотел досмотреть выковырьвание. Так и стоял на одной ноге, придерживая отдавленную рукой и кривясь от боли.

— О Божиня, какой кошмар! — выдохнула Рыска, рискнув опустить руки только в конце длинной улицы. Криков уже не было слышно. На площади, скорей всего, тоже. — Разве можно так с живым человеком?! Это не люди, а звери какие-то!

Жар пожал плечами:

— Казнь как казнь. Бывает, и по полсотни частей пропишут. Только при мне даже до половины не дожил никто.

— Ты тоже на такое ходил смотреть?! Оно и в Ринтаре бывает?!

— Ну а чего? Все ходят… — Жар отчего-то почувствовал себя виноватым.

Рыска потрясла головой, пытаясь уложить в ней услышанное. На хуторе даже курицу старались зарубить с одного удара, а тут человека…

— Вернись, досмотри, — иронично предложил Альк вору.

— Да ну, — смущенно отмахнулся тот. — Время на такую ерунду тратить. Не в последний же раз… Эй, Рысь, ты чего?!

— Хорошо хоть к канаве отбежать успела, — вздохнул саврянин, останавливаясь.

* * *

С темнотой из сырых чащобных кустов снова полез кровожадный и ядовитый саврянский гнус. Жар, страдавший от него больше других, собрал охапку ромашки и бросил в костер, но от зелени повалил такой дымина, что все предпочли гнуса.

— Как там наша гитарка? — Пока ромашка догорала, вор сходил к корове, вернулся с камзольным свертком и развернул его у себя на коленях. — Во, а ты говорил — покорежится! Как новенькая, даже блестит.

— Но… это же другая гитара! — приглядевшись, опешила Рыска. Цыганская была посветлее и побольше, не от воды же съежилась!

— Саврянское гостеприимство выше всяческих похвал, — захихикал Жар, легонько похлопывая ладонью по корпусу гитары. Та отзывалась утробным гулом.

— Ты ее украл?!

— Упаси Хольга! Наоборот. Стоило мне отлучиться на четверть лучинки, как коровнюх добросердечно заменил испорченную вещь на новую. — Жар, самодовольно хихикая, поведал спутникам неизвестную доселе главу из жития святого Трачнила.

— Тащит все, что гвоздями не прибито, а что прибито — отковыряет и тоже тащит! — вздохнул Альк, забирая у вора гитару.

— А я тут при чем? Даже если мы попытаемся ее вернуть, хозяин сделает вид, что ничего не пропадало.

— А ты признайся, что пошутил про святого! — с упреком сказала Рыска.

— Тогда еще и побьют. — Саврянин ущипнул одну струну, другую. — А ничего. Получше той. — Альк взял простенький аккорд, потом сложный. — Расстроена только.

У девушки сладко защемило сердце. Она и раньше восхищалась менестрелями, но у Алька это получалось как-то… особенно. Он цеплял не мастерством, а вложенной в игру душой, будто оживляя ею струны. Вот за такой дар Рыска без колебаний отдала бы что угодно!