Ледяное сердце не болит

Два других мешка он не стал зарывать в землю. Просто раскопал снег, кинул их в образовавшуюся яму и забросал сугроб сверху. Он надеялся, что в течение зимы, которая продлится еще долго, хищные звери (а они остались здесь, в подмосковных лесах) сожрут человечину.

Наконец все закончилось. Кай вернулся к «Форду». На темном небе появились две первые, самые яркие, звезды – Венера и Сириус.

Он снял перчатки и вытер ладони и лицо снегом. Сразу заломило руки и щеки. Почему-то вспомнилось, как они с Базальтом каждый вечер возле бараков умывались до пояса снегом. Так продолжалось каждую зиму в течение семи лет. А зима в тех краях длилась десять месяцев в году. Потом Базальт умер, и Кай был последним, кто навещал его в лагерной больничке. Перед смертью кум сделал очередную попытку расколоть Базальта, обещая взамен, что тот умрет на свободе и его похоронят на родине. Но Базальт ему ничего не рассказал – а вот Каю свою тайну доверил. Тот даже не удивился, что он поведал все именно ему. В конце концов, никого, ближе Кая, у Базальта все эти семь лет не было.

Кай с удовольствием залез в относительно теплую кабину. Завел мотор и включил на полную мощность печку. Фары осветили темный лес: геометрически строгие лапы елей и беспорядок осин. В слепящих лучах вспыхнули и исчезли глаза какого-то зверя.

Кай развернулся на небольшой площадке, взрывая снег, и покатил назад.

При выезде на межпоселковую трассу по-прежнему стояли гаишники. Странно: обычно они появлялись здесь всего на часок, чтобы насшибать себе наличных на вечер и быстренько отвалить. Кай подъехал к перекрестку и включил левую мигалку. Мерзнущий гаишник в валенках издалека махнул ему жезлом. Кай повернул налево, выехал на основную трассу, а потом сдал задним ходом к гаишнику. Даже в свете далекого фонаря было видно, какое у сержанта красное, будто опаленное, лицо. Кай оказал ему уважение: выпрыгнул навстречу из фургона.

Милиционер неразборчиво представился, а потом пробурчал сакраментальное:

– Документики ваши попрошу.

Кай полез за пазуху, во внутренний карман парки. Спокойно – с документами у него все было в порядке. И в этот момент он заметил у себя на куртке, прямо на груди возле «молнии», капельку крови – маленькую, красную на черном. Принимая документы, мент ощупал его лицо изучающим взглядом. После восьми лет тюрем и зон обычный взгляд какого-то там сержанта был для Кая все равно что слону дробина. Но вот эта кровь на куртке… Сердце ускоренно застучало. Заметит? А если да, как отмотаться? Голову курице рубил, соседка попросила. Сразу последует вопрос: что за соседка, где проживает? Ответ: на нашей улице, Пионерская, тринадцать. Может, проедем к ней, бульончику куриного похлебаем? А вот тут уже прокол, и придется лепить горбатого на голубом глазу: поехали, вот только пузырь купим, соседка очень беленькую уважает…

Все эти идеи молнией пронеслись в мозгу Кая, и придумка была неплоха, если только за ней не последует: а не проехать ли нам, гражданин хороший, в отделение, там эксперты разберутся, какой такой курицы у вас кровь на куртке… И что тогда делать?

Бить мента лопатой по голове. Вытаскивать у него из кобуры пистолет. И стрелять второго, который сидит в «раковой шейке» с очередным задержанным, якобы протокол составляет, а сам на взятку нарывается… Ох, убийство ментов – как нехорошо! Они смерть своих не прощают, это вам не никому не нужные девки, пусть одна даже дочка чиновника, а вторая – любовница журналиста… «Господи, – мысленно взмолился Кай, – сделай так, чтобы мент не заметил этого пятнышка – ради него же самого тебя прошу!..»

Сержант еще раз внимательно посмотрел на Кая, однако документы не отдал.

– Полис ОСАГО имеется?

– Так точно, в бардачке.

– Пойдемте, кузов откройте.

Пока шли, сержант мимоходом спросил:

– Куда следуете?

– Домой.

– Откуда?

Они здесь давно стоят, наверняка засекли, как он на проселок два часа назад въезжал.

– На лакокрасочный ездил.

Вопросы сыпались один за одним, и отвечать на них следовало в таком же темпе, ни на секунду не задумываясь.

– Зачем?

– Краску купить.

– Купили?

– Нет.

– Что ж так?

– Не было той, что мне нужно.

По ходу дела Кай открыл заднюю дверь фургона. Мильтон посветил туда фонарем. Пусто. С полиэтилена, которым Кай застелил пол, слава богу, ни капли не протекло. И слава богу, они остановили его сейчас, а не двумя часами ранее. Иначе точно хана. И, скорей всего, нет у них никакой ориентировки на белый «Транзит».