Фарамунд

Кусты затрещали, оттуда приволокли под руки Унгардлика. Он весь был в тине, облеплен рыжей грязью, словно великан еще и вдавил его в глинистое дно. Но юный герой бледно улыбался, выкрикивал:

— Мы — победители великана!.. Мы — победители великана!

Фарамунд уперся спиной в дерево. Грудь вздымалась бурно, взгляд прикипел к поверженному гиганту. Из широких ран кровь все еще хлестала потоками, смывая с тела грязь, тину, на много шагов вокруг покрывала болото тонким красным слоем. Парующим ручейком бежала между зеленых кочек, впитывалась, превращая их тоже в красные зловещие наросты.

— Мы его завалили! — повторил Громыхало. Он вскинул обе руки, потряс огромным молотом. — Мы победили великана!

Фарамунд все еще дышал тяжело, наконец отпихнулся от дерева. Пурпурный ручеек подобрался к подошвам, Фарамунд с трудом отступил. Не хотел ступать в кровь исполина, хотя руки, грудь и даже лицо в брызгах его крови.

— Да, — сказал он, — да... такого... такого... Постой, а за что мы его?

Громыхало дернулся, оглянулся. Фарамунд и сам чувствовал, что вопрос вообще-то дурацкий, но слово уже вылетело.

— Как за что? — удивился Громыхало. — Он же... великан!

— Ну да, — согласился Фарамунд, — великан. А убили за что?

Громыхало с неудовольствием пожал плечами:

— Рекс, тебя слишком сильно по голове... Любому дубу понятно, что это ж великан!

Фарамунд кивнул. Да, конечно. За то, что великан. Глупые вопросы задает их вождь, странные. Словно тот давнишний удар по голове что-то нарушил. Понятно же, что раз великан — этого уже достаточно. Безобидный народец холмов и то истребляют так, словно это самые лютые враги на свете...

Глава 22

Унгардлик рвался разрубить великана на части, взять с собой голову. Фарамунд скривился, махнул рукой: как хотите, его рука уже нетерпеливо дернула повод, конь пошел рысью.

Болотистая земля сменилась лесной, по сторонам замелькали деревья. Чавкающий стук копыт стал сухим, уверенным.

Когда впереди в сером тумане проступили высокие каменные стены, он вздрогнул, приходя в себя, оглянулся.

Преданные Рикигур и Фюстель, не спускали с него глаз. Рикигур сказал торопливо:

— Римбург, рекс!.. Мы приехали в Римбург.

За их спинами всадники негромко переговаривались. На некоторых доспехи были посечены, и, как показалось Фарамунду, трети отряда недоставало.

— Кого-то встретили?

— Пару шаек разбойников, — ответил Рикигур поспешно. — Не беспокойся, рекс! Их там же и оставили, где захватили... А из наших только несколько человек... поцарапаны стрелами.

Фарамунд кивнул, конь направился к городским воротам. Да, в лесах, куда еще не добираются проходящие в сторону юга орды готов, герулов, лангобардов, вандалов — укрываются тысячи и тысячи простых и знатных людей вместе со скотом и скарбом. Мелкие лесные села и деревни переполнены народом, доведенным до отчаяния постоянными переездами с места на место под натиском чужих племен.

В городах и бургах, тем более, не могли укрыть всех, и беглецы, обреченные на голодную смерть, нападают поодиночке и отрядами, отнимают хлеб, скот, гибнут, но такая смерть все же лучше умирания от голода.

Голод косил некогда богатые края. Вымирали деревни, а волчьи стаи, объев трупы погибших от голода прямо на дорогах, ходили по улицам, вламывались в дома, нападали от отощавших хозяев, неспособных уже поднять даже палку.

Волков стало много, все уродились необычайно крупные, лобастые, а когда такой волк смотрел на человека, у того отнимались руки и холодело сердце. Волчий вой теперь доносился не только из леса, но даже из деревень: иная волчья стая безбоязненно оставалась на ночь.

— Что делать? — шепнули его губы. — Я сам не знаю, что делать...

Здание, в котором жил префект, был не столько бургом-крепостью, сколько дворцом. Римляне строили на века: немыслимой толщины стены поднимались едва ли не до облаков, закопченных поперечных балок со свивающими космами паутины не видно, нет и привычной дыры в крыше, куда уходит дым из очага...

Да вместо самого очага в середине зала, здесь настоящий камин. Даже два, второй на той стороне зала, чуть поменьше, но тоже огорожен ажурной металлической решеткой, а сама стена облицована керамической плиткой.

Его запачканные грязью сапоги ступали не по гнилой соломе, пахнущей мочой собак... да и людей тоже, а по непривычно мягким цветным коврам.

Рикигур пробежал наверх, Фарамунд представил себе, как этот верный страж рыщет сейчас по коридорам и комнатам, проверяет: не спрятался ли кто с недобрым умыслом, невольно улыбнулся. Да пусть убивают. Ему жизнь уже опротивела...