Двое местных, пошатываясь, тащили из воды крупного мужчину. Тот обвисал на их руках, мокрая одежда прилипла к телу. Видны были грязные повязки, сквозь которые проступали светло-розовые пятна.
Свен нахмурился:
— А это еще кто?.. У нас нет лекаря. Бросьте его обратно.
Лютеция обернулась. Тонкие брови взлетели в великом удивлении:
— Ой, он сумел переплыть? Благородный Свен, этот человек спас мне жизнь!.. Его нужно обязательно взять, оказать помощь.
А Тревор добавил:
— Если выживет, то у тебя не будет лучшего стрелка из лука.
Свен поколебался. Фарамунд вздрогнул, с усилием поднял голову. Свен несколько мгновений вглядывался в полумертвое лицо. Лютеция затаила дыхание, и все вокруг, казалось, перестало дышать.
— Ладно, — проронил Свен, наконец. — Берите и его. Теддик... где Теддик? Ага, Теддик, проводи наших гостей в левую пристройку. Там ясли для коней еще не поставили?
— Нет, господин.
— Прекрасно. Принеси туда столы. А спать пока придется на сене.
Им дали кров и еду, а для измученных людей, что еще нужно? Вечер перешел в ночь, многие попадали на мягкое душистое сено, сразу проваливаясь в мертвый сон. Когда настало утро, почти все чувствовали себя отдохнувшими: все-таки не у костра спали на голой мокрой земле, а под крышей на сене!
До самого полудня чинили конскую упряжь, подшивали сапоги. Местные помогали, чем могли, кузнец заново перековал коней, женщины поделились одеждой. Лютеция поблагодарила Свена за гостеприимство, потом вспомнила:
— Мы по дороге подобрали человека... я говорила, он спас мне жизнь! Где он?
От Свена пахло рыбой, словно он не только вышел из моря, но и питался все еще сырой протухшей рыбой. Запах рыбы и плохого пива смешивался в жуткую вонь, Лютеция старалась держаться с подветренной стороны.
— Не тревожься, красавица. Его никто не выгнал.
— А где он?
— Спит и ест с моими слугами. А я их содержу неплохо! Кто хорошо обращается со слугами, тому они верны.
Успокоенная, она повернулась к Тревору:
— Дядя, тебе не кажется, что мы достаточно пользовались гостеприимством благородного Свена? У него своих дел и забот достаточно. Когда ты думаешь, мы сможем выехать завтра утром?
Тревор развел руками:
— Кони отдохнули, а мужчины должны уметь жить без отдыха. Хоть прямо сейчас, моя прелесть!
Свен закусил губу. Острые глаза из-под кустистых бровей смотрели испытующе, на лице проступило колебание.
— Ты права, — сказал он Лютеции, — что у меня своих дел хватает. Да ты заметила, я вами не занимался. Приходилось укреплять стены, завозил запасы муки, зерна. Так что вы и так сами... Но, как бы я ни хотел от вас избавиться, все же ехать прямо сейчас не советую. По крайней мере, надо выждать.
— Почему?
Свен звучно хлопнул себя по коленке:
— Лютеция, для тебя весь мир в том злодее, что за тобой по пятам! И ничего, вроде бы не происходит!.. На самом же деле, по всей Европе не сделать шаг, чтобы не ограбили, чтобы не получить стрелу в грудь или топор в спину. По слухам, с севера сейчас надвинулось племя агаласов, которые жгут все на своем пути, убивают даже женщин и детей...
— Агаласов? — переспросил Тревор озадаченно. — Слышу впервые.
Свен отмахнулся:
— Сегодня называются так, завтра иначе. Сегодня есть, завтра не станет, какая разница?.. Новые придут. Может быть, это даже не племя, а просто шайка мародеров. Остановятся где-нибудь на хороших землях... или тех, которые удастся захватить, вот и будет племя. Если женщин успеют наворовать из соседних деревень.
Лютеция отшатнулась, шокированная:
— Свен, как вы можете! Разве народы возникают не по Божьему соизволению?
Брови Свена взлетели на середину крохотного лба, заняв его целиком. Глаза выпучились.
— Божьему? А кто это?.. А, ты говоришь об этом новом боге...
— Он единственный, — отпарировала Лютеция строго. — Все остальные — теперь уже демоны.
Свен отступил, выставил ладони:
— Как скажешь! Мне все одно, только не говори о вашем боге. У меня от проповедей начинает в голове звенеть, а зубы сразу ноют. Отдыхайте, присмотритесь, кому чем заняться. Мне шестеро крепких мужчин вовсе не в тягость! Еще как не в тягость. А выступить в свой поход... опасный поход, успеете.
Фарамунд чувствовал, что выздоравливает. Раны затягивались быстро, он много и жадно ел, впадал в забытье, а, очнувшись, чувствовал, как тело окрепло еще больше, а боль от ран притупилась. Под повязками страшно зудело. Он едва сдерживался, чтобы не почесать, но однажды, забывшись, все же поскреб крепкими ногтями... и с изумлением обнаружил, что ногти скребут засохшую корочку на толстых вздутых рубцах!