Охота на пиранью

– Поздравляю, – сказал Мазур. – Учено говоря, техногенная зона. Под ноги гляди, тут определенно шурфы рыли. И вещует мне генетическая память, что вон тот предмет именуется ведром...

И в самом деле ведро, черное, закоптелое, подвешено на одном из бревен, на высоте человеческого роста. Вокруг монструозного «таганка» разбросаны куски ржавого железа, лохмотья выцветшего брезента, смятые сигаретные пачки...

Глупо, но Мазур какой-то миг и впрямь чувствовал себя инопланетянином, впервые шагнувшим на Землю и натолкнувшимся на следы иной, то бишь земной, цивилизации. Он успел отвыкнуть от всего, что сделано человеческими руками, – а тут прямо-таки россыпи, вон топорище, вон аккумуляторные батареи, рубчатые следы широких шин, определенно ГАЗ-66, смятая газета...

Газета месячной давности, притом шантарская... Он привстал на цыпочки, снял пахнущее мазутом ведро, моментально испачкал руки, но не обратил внимания на этакие мелочи. Запустил туда руку, издал ликующий вопль.

Клад. Самый настоящий. Ведро таило несказанные сокровища – черную телогрейку, пропахшую соляркой, черный стеганый подшлемник, какой надевают под каску геологи и лесорубы, тоже замасленный, но целый, с двумя вязочками и лоскутом черной материи, прикрывавшим шею. И пачка «Беломора» – аж восемь папирос, правда, полувысыпавшихся, потому, наверное, и бросили... Табак отсырел, да где уж привередничать...

Он старательно, по щепоточке собрал табачок так, чтобы получилось две более-менее нормальных папиросы. С невыразимым наслаждением сделал первую затяжку. Щедро протянул Ольге вторую папиросу:

– Ты, случайно, не чувствуешь, как жизнь возвращается в твое измученное тело?

Она закашлялась, но старательно докурила «до фабрики», подняла глаза:

– А чувствую, знаешь... Газета, правда, старая.

– Херня, – радостно сказал он. – Главное, остались нам не недели, а дни, гадом буду! Телогрейку мы тебе моментально приспособим, так-то теплее будет, и, я бы сказал, не в пример эстетичнее... Ну-ка, примерь. Как на тебя шито...

Телогрейка висела мешком – оба они уже изрядно похудели, – но все равно смотрелась после пережитого фраком от Кардена.

– Блеск, – сказал Мазур, поднимая большой палец. – Жалко, ведро замучишься от мазута оттирать, а то сварганили бы супчик... – Он с надеждой принюхался, осмотрел, но вынужден был признать, что кухонной утвари не получится.

Старательно закрутил концы папирос, чтобы не просыпалось больше ни крошки, вновь поднял газету и пробежал глазами пару абзацев с трудноописуемым, но приятным чувством возвращения к цивилизации.

– Ничего не слышишь? – насторожилась Ольга.

– Нет. А что?

– Похоже, ребенок плачет...

Он насторожил уши, старательно прислушался, махнул рукой:

– Глупости. Вот уж ребенку тут взяться неоткуда. Даже в виде Маугли...

И пошел вокруг импровизированной буровой вышки, высматривая, не попадется ли еще что-нибудь, полезное в хозяйстве. Как назло, ничего. И не слышно ни единого л ю д с к о г о звука – ни шума мотора, ни бряканья посуды, ни голосов. Поблизости, во всяком случае, лагерной стоянки нет. Может, месяц назад и уехали...

Оглянулся, словно кто-то невидимый подтолкнул под локоть. Ольга уходила к лесу, вытягивая шею, словно прислушиваясь. Непонятно почему Мазура прошиб безотчетный страх, он вскрикнул:

– Эй, куда?!

– А ведь плачет... – отозвалась Ольга, не обернувшись.

И вдруг провалилась, нелепо взмахнув руками. Мазур рванулся вперед прежде, чем успел что-то осознать, слышал треск, но тут же все стихло. Под лопаткой так кольнуло, словно в сердце вошла обжигающая игла.

Он упал на колени на краю ямы, столь старательно замаскированной лапником и тонкими стволиками высохших сосенок, что заметить ее и в самом деле было мудрено. Одним рывком расшвырял весь мусор, частью провалившийся вниз. И услышал испуганный, но, в общем, обычный голос Ольги:

– Прямо на голову...

Моментально отлегло от сердца. Он затейливо выругался в полный голос, заглянул. Шурф, конечно. Метра три глубиной. На дне – ворох веток, стенки отвесные, песчаные. Ольга стоит, задрав голову, таращится без особого испуга.

– Мать твою! – облегченно взревел Мазур. – Куда смотрела?!

– Я успела за дрын схватиться, не упала – сползла...

– Поздравляю, – рявкнул он сварливо. – Ноги целы?

– Да все цело, перепугалась только...

– Перепугалась... До ночи бы там оставить...

– Ладно, виновата. Только ребеночек так явственно плакал... Ну вытащи.