45  

– Слезайте, миряне, люди на вас посмотреть хотят...

На крыльце показались несколько человек – все в пятнистых камуфляжных комбинезонах и высоких ботинках, впереди вышагивал Прохор, одетый точно так же. Мазур разглядывал незнакомцев так, словно собирался запомнить навсегда, а они таращились на выстроившихся неровной шеренгой пленников с восторженным ужасом и легкой брезгливостью цивилизованных людей, угодивших в становище первобытного племени. Определенно это и были иностранные друзья Прохора – мужики уже не первой молодости, все четверо, но подтянутые, с прекрасными зубами, розовощекие, а сухопарой светловолосой женщине Мазур готов был дать с ходу лет двадцать пять, но присмотрелся к ее шее и набавил еще двадцать. Все пятеро в этой одежде вовсе не казались ряжеными, комбинезоны сидели на них на удивление ловко – словом, все выглядят опытными охотниками, крепкими на ногу, сухопарая баба, опережая события, уже смотрит, словно прицеливается по бегущему...

На рукаве у каждого красовалась большая черная нашивка, круглая, с золотым ободком, изображением золотого арбалета в центре и аккуратными мелкими буквами «Охотничий клуб «Золотой арбалет»». Шрифт латинский: Gunning-club «Golden Arbalest». Ну да, правильно, в английском «gunning» означает именно р у ж е й н у ю охоту. Хотя, если уж быть лингвистом, тут более уместно «to poach»[6], подумал Мазур. И уточнил про себя: ну коли уж пошла такая игра, гады, я вам тоже могу устроить «cubbing»...[7]

Поймав взгляд сухопарой блондинки, он усмехнулся и кивнул – небрежно, чуть ли не презрительно. Должно быть, дама поняла нюансы – поджала губы, вздернула подбородок. Что-то тихо спросила у Прохора, тот ответил ей погромче, на английском. Мазур расслышал «спешиэл форсиз» и осклабился. Потом громко спросил:

– Прохор Петрович, а вы их предупредили, что собираетесь дать мне пушечку?

Прохор, ухмыльнувшись, спокойно перевел. Тот, что стоял с ним рядом, высоченный, поджарый, обиженно вскинулся, даже сделал шаг с крыльца, громко бросил:

– Переведите этому команчу: так даже интереснее, и добавьте, что я охотился на носорога без подстраховки...

– Команч и так все понял, – ответил Мазур по-английски же. – До встречи, сэр...

Высокий выдержал характер – сделал ручкой, ослепительно улыбаясь, кивнул:

– О, разумеется, сэр, до встречи... Как насчет завтрашнего дня?

– Почту за честь, сэр, – сказал Мазур. – Вы знаете, где меня искать, сэр?

– Конечно, сэр...

– Черт, каков экземпляр! – не сдержавшись, воскликнула сухопарая. – Нет, мальчики, этот индеец мой, и если кто-то сунется меж ним и моим ружьем...

– Не могу вам ответить тем же, леди, – оскалился Мазур.

До нее не сразу, но дошло, возмущенно задрала голову и ушла в дом. Прохор благостно улыбнулся и кивнул:

– Великолепно, майор, вы сразу взяли нужный тон, я рад, что все вы подружились... Не смею задерживать, – и перешел на английский. – Пойдемте, господа, прошу к столу...

– Ну, прошу до горницы! – заторопился охранник.

Уходя с остальными, Мазур внутренне кипел, но старался этого не показывать. Больше всего его взбесила именно эта вальяжная непринужденность заморских визитеров, заранее смотревших на него, как на будущий трофей. Положительно, в двадцатом столетии человечество немного одурело... И наплевать сейчас, что его собственные предки были ничуть не лучше, что таскали в баню крепостных девок и зашивали в медвежью шкуру проштрафившихся мужичков, а потом спускали борзых или меделянцев... Т е п е р ь во дворе – конец двадцатого века и охотиться на людей забавы ради есть безусловное извращение...

Потом ему в голову пришла немудреная и унылая мысль: а может, Бог все же есть, и происходящее – как раз та самая пресловутая расплата «за грехи отцов»? Ольге – за все лихие грехи былых Вяземских, особенно опричных сподвижников Ивана Грозного, а ему – за все, что натворили в прошлом гонористые и скорые на расправу шляхтичи с Поморья?

Нет, чересчур унылая была мысль, и верить в нее никак не хотелось... Не хочется полагать у Бога, в которого хоть и не веришь, но смутно уважаешь, такой жестокости – предположим, сам Мазур и заслужил кое-какое возмездие за прошлые художества, но Ольга-то в чем виновата?

В камере все было по-прежнему, никто и не подумал убрать рассыпанную по полу и нарам закуску. Мазур положил еще подальше в угол нетронутую бутылку – может, удастся прихватить ее с собой, вдруг и позволят. И в качестве дезинфицирующего средства пригодится, если случатся какие царапины – но, главное, можно распрекрасно обработать след, если пустят собак... Табачку еще нужно выпросить побольше – с той же благородной целью...

  45  
Предыдущая страница Следующая страница
×
×