Жизнь взаймы

Но сейчас наступил очень ответственный момент. Он догадывался, что Анна Григорьевна устраивает ему очередную проверку.

Неужели она все-таки сомневается в личности Паленого? Неужто в глубине ее души теплится надежда (или опасение), что перед нею настоящий Князев?

Не исключено. Авария, многочисленные раны и травмы, долгое скитание в рубище бомжа, а затем пластическая операция могли здорово изменить внешность человека. И не только внешность, но и его внутренний мир. Это Анна Григорьевна, как умная женщина, понимала.

Оставалась надежда все расставить по своим местам, заставив Паленого расписаться. Анна Григорьевна знала, что подпись подделать очень трудно, если не сказать – невозможно.

Паленый совершенно не сомневался в том, что сегодня же подписанные им бумаги лягут на стол эксперта-графолога. И что он выдаст в своем заключении, можно было только гадать…

Первым посетителем оказалась (собственно, как и должно) секретарша Князева, высокая симпатичная девушка, которую звали Марина. Увидев Паленого в кресле, она сначала охнула, а затем начала говорить, как сотрудники фирмы по нему соскучились (а она – особенно), как трудно без него работается, как все его любят…

Короче говоря, детский лепет. Хорошо хоть не полезла лобызаться. Уж он-то понимал, что эти смотрины Анна Григорьевна сделала не без задней мысли. Ей хотелось узнать реакцию подчиненных.

Затем косяками пошли начальники служб и отделов. Паленый делал вид, что помнит их (так было договорено с Анной Григорьевной), любезно раскланивался и тискал руки. На всякий случай он немного сдвинул шторы, чтобы освещение в кабинете не было чересчур ярким.

Одним из последних пришел на прием и его попутчик, зам начальника сбыта Ползиков. Он смотрел на Паленого, как побитый пес.

– Что приуныл? – улыбнувшись, спросил Паленый. – Или вчера был тяжелый день?

– Вы, это… простите меня, Александр Игнатьевич…

– За что простить?

– Ну, я вас в некотором роде заложил…

– И правильно сделал. Спасибо тебе.

– Вы точно на меня не сердитесь? – просиял Ползиков.

– Точно. В противном случае указал бы на порог.

– Уф-ф… – Ползиков потер рукой грудь в области сердца. – А я думал мне кранты.

– Марина! – Паленый нажал на кнопку селекторной связи.

– Слушаю, Александр Игнатьевич! – ответил динамик.

– У нас есть что-нибудь приличное? Ну, ты понимаешь. И две чашки кофе.

– Сей момент!

Коньяк и легкая закуска появились, словно по мановению волшебной палочки.

– Марина, я для всех занят, – сказал Паленый, когда девушка принесла кофейник.

– Естественно…

Она вышла. Паленый разлил коньяк по рюмкам и обратился к Ползикову, который все еще чувствовал себя неуверенно:

– Почему дрожишь, как заяц? Или я такой страшный?

– Извините, Александр Игнатьевич, но сейчас рабочее время…

– Я разрешаю.

– И вообще…

– Что значит – вообще?

– Вы никогда прежде не приглашали меня в кабинет, чтобы вот так посидеть…

– Это все моя амнезия, – ухмыльнулся Паленый. – Надеюсь, ты не против такого нарушения общепринятых правил?

– О чем разговор!

– Тогда будь здрав, боярин…

Они выпили по одной рюмке, затем по второй…

Паленому край нужно было снять огромное напряжение, буквально сжигающее его изнутри. Экзамен, предложенный ему Анной Григорьевной, оказался чрезвычайно сложным.

– Я никому не говорил о том, что случилось в поезде. – Ползиков опередил вопрос Паленого, вертевшийся у того на языке. – Думаю, так будет лучше.

– Правильно думаешь. Я до сих пор не в своей тарелке. Травма…

– Понятно, понятно… – закивал Ползиков.

Однако по выражению его лица было видно, что ему ничего непонятно. Но Паленый не стал вдаваться в объяснения. Кто знает, что за фрукт этот Ползиков. Хотя он вроде и неплохой парень, все же лишние знания ему не нужны.

Они сидели недолго, минут двадцать. Затем Ползиков заскучал и начал воровать поглядывать на дверь кабинета.

Паленый все понял. Пить с начальником в рабочее время не очень хорошее дело. Тем более, когда шеф не друг, не брат и не сват. Ползиков умел держать дистанцию…

Он ушел, а Паленый некоторое время пребывал в полном одиночестве – сидел, развалившись, в кресле, бессмысленно уставившись в одну точку. От безрадостных серых мыслей, которые тупо ворочались в черепной коробке, его оторвал голос Марины:

– Александр Игнатьевич, к вам Лилия Вячеславовна. Вы примете ее?