Пиранья против воров

Мазур молча кивнул. «Это не ты, – думал он пасмурно. – Тебе и в самом деле это не нужно, ты от этой смерти чуть ли не больше всех теряешь...»

– Вопрос только – кто? – продолжал Гвоздь. – Мои ссученные, или ваши? Ну что ты на меня так смотришь? Может, и не врут все насчет знаменитой «Белой стрелы», может, вам и дали потихоньку приказ таких, как я, отстреливать? Тебе этого и знать было не обязательно, у тебя ведь интересы в другой плоскости лежат, ты всю сознательную жизнь импортную дичь режешь и топишь, а по доморощенной другие работают...

– Читал я что-то про эту пресловутую «Белую стрелу», – сказал Мазур. – Бред какой-то.

– А вот кто его знает... Когда начинается вереница мастерских мокрух, и виновники в воздухе растворяются, как дым, от любого куста шарахаться начнешь. Это вариант, Степаныч? Какой-нибудь суровый кремлевский дядька решил извести нас, как класс – и поручил это дело военным, потому что от ментов толку мало, а чекистов за все эти годы насквозь деноминировали...

– Я, конечно, не пророк, – сказал Мазур. – И Кремль на прослушке не держу, кишка тонка. Но если бы на тебя и в самом деле нацелилась власть, с тебя бы и начали. Возможностей хватало, я тебе о них подробно рассказывал... Нет, Фомич, то, что с тобой происходит, типичная, я бы выразился, бытовуха.

– Вот и покажи мне ее, – сказал Гвоздь. – Покажи мне эту паскуду, а дальше можешь и не пачкать свои натруженные руки...

– Всему свое время, – сказал Мазур решительно. – Будет вам и белка, будет и свисток... Давай-ка о другом. Я хочу поговорить со Светланой. Хотя бы по телефону. Чтобы убедиться, что с ней все в порядке. И немедленно.

Вот оно! То самое секундное замешательство, которого он ждал заранее. Гвоздь быстренько справился с собой, но Мазур уже сделал выводы...

– Не пойдет, Степаныч, – решительно сказал Гвоздь. – Уж извини, никак не могу... Телефон в нынешней ситуации – вещь опасная. И прослушать могут, и запеленговать. Подожди денек, ладно? Я пока прикину, как можно это устроить, чтобы никого не навести на след и ничего не провалить. Договорились?

Какое-то время Мазур старательно играл мимикой, изображая поочередно раздражение, неприкрытую злость, смирение перед обстоятельствами. Актер из него был не великий, но и Гвоздь его не настолько уж хорошо изучил, чтобы разоблачить игру прямо здесь и сейчас...

– Ну ладно, – сказал Мазур. – Подожду денек, только, я тебя очень прошу, не вздумай меня на мякине прокинуть... Я ведь могу и ж у т к и м быть, Фомич, очень даже нехорошим. Оба мы с тобой волки те еще...

Гвоздь сказал тихо и очень серьезно:

– Степаныч, вот потому я и не пытаюсь с тобой передергивать. Мы с тобой – из одной колоды, знаешь ли!

– Ну да? – усмехнулся Мазур.

– Представь себе, – сказал Гвоздь. – То, что я четверть века топтал зону, а ты верно служил родному государству – разница, в общем, абсолютно несущественная. Мы с тобой социально близкие люди в том смысле, что оба бо2льшую часть жизни прожили не по писаным законам, а по понятиям. То, что п о н я т и я у нас разные, ни черта не меняет. Главное, это понятия данной конкретной стаи, а не писаные законы, по которым живет с т а д о. И какая, к чертям, разница, что мне вешали срока, а тебе – ордена? А? Да нету никакой разницы.

– Вопрос, конечно, философский, – усмехнулся Мазур.

– Да ни хрена там нет философского, Степаныч. Одна се ля ви на грешной земле... Лучше скажи, чем тебе еще подмогнуть? Что-то ты давненько ничего серьезного не просишь...

– Значит, попрошу, – уверенно сказал Мазур. – Можно бумажку с ручкой? – Он взял два квадратных листка из прозрачной коробочки и разборчиво написал на одной фамилию, имя и отчество, а на другой – название заведения.

– И? – вопросительно поднял бровь Гвоздь.

– За поименованным здесь человеком нужно постоянное наблюдение – сказал Мазур. – С нынешнего момента, днем и ночью...

– А цель?

– Одна, – сказал Мазур. – Чтобы я знал, что она делает по часам и минутам. От и до. Это реально?

– Еще как.

– Есть одно немаловажное уточнение, – сказал Мазур небрежно. – Я хочу, чтобы этим делом занялись ребятки из того вашего крыла, что подчинялось покойному Вове Котовскому. Это не значит, что я кому-то не доверяю, отнюдь. Считайте это моей блажью.

– Хорошо, – усмехнулся Гвоздь. – У серьезного человека и блажь заслуживает серьезного отношения... А с этим вот заведением что изволите сделать? Не спалить, надеюсь? Очаг культуры все-таки, областная научная библиотека...