Империя Зла

Психиатр сказал успокаивающе:

– Они знают, что у США остается еще второй Тихоокеанский, шестой...

Стоун огрызнулся:

– Благодарю покорно! В затопленной половине эскадры окажемся именно мы. Бьют всегда по флагману. Я все-таки не понимаю... Мы же их закрываем ядерным щитом, а они... нет, это в голове не укладывается!

Он осекся, наткнувшись на взгляд психоаналитика. Тот понимал, что и командующий флотом тоже понимает, а кипятится потому, что надо выразить негодование. А на самом деле все люди, все человеки. По крайней мере, на Западе. Там все произошли от обезьяны и Фрейда. И нечего кипятиться, когда союзник подставит ножку или ударит в спину. Своя рубашка ближе к телу. Сам бы так сделал при удобном случае.

Кабинет американского президента был обширен, но прост, ибо так повелось от первых президентов, выше всего ставивших реальную власть

Однако дизайнеры, которые получали жалование больше, чем сотня профессоров любого их университета, сумели сделать так, что всякий входящий в кабинет, чувствовал: да, здесь центр и сосредоточие могущества всего мира, и здесь работает самый могущественный человек этой планеты.

Президент США встретил госсекретаря посреди овального кабинета, быстро обменялся рукопожатием и, не поинтересовавшись здоровьем семьи и детей, спросил с ходу:

– Что нового о нашем флоте?

– Господин президент...

– Понятно. Прошу за стол, надо взвесить все возможности.

– Господин президент, с русскими возможностей чересчур много.

Президент поморщился. Оба сели, не сводя взглядов один с другого. Госсекретарь, не выдержав требовательного взгляда, опустил голову, развел руками. Президент вскрикнул нервно:

– Срочно придумывайте, что мы можем! Ведь мы же можем?.. Мы сильнее!

Госсекретарь проговорил раздавлено:

– Сразу так не решить... Экономические меры? Но мы и так отказываем им в продаже нашей новейшей технологии. Компьютеры последних моделей не продаем...

– Да плевать на компьютеры! Нужно что-то экстренное! Весь мир сейчас смотрит на нас! И все ожидают, отступим мы или покажем решимость.

Госсекретарь сказал осторожно:

– Мы просто обязаны выказывать решимость. Весь западный мир смотрит на нас с надеждой и упованием. Мы их единственные надежные защитники. Только военная мощь США способна сдержать напор любого агрессора... Однако, господин президент, я настоятельно советовал бы... да-да, настоятельно, не идти на крайности.

– Что вы называете крайностями?

Госсекретарь поерзал на стуле, но президент смотрел требовательно, и он постарался придать голосу твердость:

– Мир смотрит не только на нас, но и на них. На русских! Те тоже не хотят отступать. Как и мы. Они и мы оказались сейчас в такой позиции, когда отступить – потерять лицо. И сейчас решается больше, чем потеря нескольких кораблей... или даже обмен ядерными ударами подводных лодок.

Президент вскрикнул в ужасе:

– Полагаете, может дойти даже до такого?

– Да. Они не станут выпускать ядерные ракеты по США, это было бы чересчур... хотя от русских никогда не знаешь, чего ожидать, но я полагаю, что в самом крайнем случае они могут выпустить пару ядерных зарядов по нашему флоту.

Лоб президента покрылся мелкими бисеринками пота, а те сливались, превращались в крупные капли. На висках вздулись зеленые вены. Глаза впервые за все годы президентства стали испуганными.

– Что с нашими союзниками?

– Сегодня, – сказал госсекретарь гробовым голосом, – Англия передала по неофициальным каналам, что свои корабли не пошлет.

Президент воскликнул в ужасе:

– Черт, неужели даже Англия пятится? Ну, Франция – понятно, там еще со времен де Голля нас не любят, могу понять еще и немцев, все-таки полвека назад мы их поставили на колени, но Англия?

Госсекретарь сказал горько:

– Боюсь, они побаиваются, что после Байкала мы объявим зоной своих стратегических интересов и Трафальгарскую площадь.

Президент стиснул зубы, помолчал, а когда заговорил, голос снова были сухим и ровным:

– Вы полагаете... почему вы полагаете, что может дойти до столкновения?

Госсекретарь наклонил голову:

– Наш флот и флот русских в одинаковом положении. Теперь решается, кто кого переможет. Дело не в силе...

– Переможет? Что за странное слово?

– Русское. Оно означает, что дело в силе... но не только в силе.

– Поясните?

Вопрос был задан раздраженно, почти с криком, и госсекретарь пригнул голову, как от удара, заговорил вкрадчиво, убеждающе, ибо за слова, которые вертелись на языке, мог, в самом деле, получить по голове: