Империя Зла

– Я тогда ездил на бронетранспортере, – прорычал Кречет, – но вы продолжайте, продолжайте!

– Говорю, они однажды оплатили сутки работы метрополитена, и все жители Москвы ездили бесплатно, за счет МММ. Меня это взбесило тогда до свинячьего визга. Хотя все турникеты были отключены, я все равно упрямо бросал пятачок, тогда еще были пятачки... кругленькие такие, медные, в щель автомата. Я не желал, чтобы за меня кто-то платил!.. Я могу позволить бросить пятачок за меня или пробить талончик в троллейбусе своему другу или подруге, но никак не незнакомому человеку. Я не хочу быть обязанным кому-то. Я не хотел быть благодарным какой-то там МММ. Я возненавидел за эту дурацкую купеческую замашку.

Кречет сказал с усмешкой:

– Виктор Александрович! Пожалуй, вы были единственным в стране человеком, кого возмутила эта акция. Остальные были рады халяве.

– Верно, – согласился я печально. – Я тогда работал в коллективе... они могут вспомнить сейчас, как я кипятился, орал, а они пожимали плечами. Это ж, мол, прекрасно, что фирма часть своих доходов пускает на нужды населения. Да, пожалуй, они и сейчас не поймут. Это ведь совсем из другой категории. Как не поймут и того, что я не могу допустить, чтобы кто-то называл себя моим отцом, духовным или каким-то еще, меня – овцой. а я кивал и молчал в тряпочку...

Кречет хмыкнул, а ехидный Коган спросил коварно:

– А как же президент – отец народа?

– Президента избрали, – огрызнулся я. – На всенародных выборах! Правда, я голосовал против, но все-таки Кречета избрали открыто. А этот... первосвященник!.. не знаю откуда взялся! Какие чины из КГБ назначили на своем тайном совещании? Ну и руководил бы своими, которые избрали. А то берется руководить и мною! Патриарх всея Руси!.. Так что молодые они или не молодые, но идут пока проторенной стежкой. Пока не увижу отказа от хамских замашек называть меня своим рабом, своей овцой, а себя – моим пастухом... пастырем, по-латыни... то я – враг православия. Так же как враг коммунизма, фашизма, любой диктатуры и любого хамского давления и унижения.

– Вы мне чашку опрокинете, – сказал Коломиец напряженно. – Вы не совсем правы в своем осуждении.

– В чем?

– Не правы, вот и все. Наше оно православие! Наше.

Больше он ничего не сказал, насупился и отвернулся. Но все видели как он бросил на меня взгляд, полный не только неприязни, но и откровенной вражды.

Глава 7

Мирошниченко неслышно скользнул в кабинет, пошептал Кречету на ушко, умело изогнувшись в полупоклоне и опираясь в спинку кресла двумя пальцами. Кречет кивнул, поднялся, на наши взгляды ответил жестом, чтобы не радовались, скоро вернется, работать все равно надо.

Голоса тут же загудели громче. Краснохарев, тяжело перегнувшись, дотянулся до кречетовской кнопки. Ее шутя называли ядерной, но когда палец премьера вжал ее доотказа, вместо грохота взрыва без скрипа приоткрылась дверь, Марина заглянула с приподнятыми в удивлении бровками.

Краснохарев развел ладонями:

– Мариночка, этот изверг нас не жалеет...

Марина мило улыбнулась:

– Я сейчас займусь.

Краснохарев едва успел убрать палец с кнопки, как дверь распахнулась снова, уже шире, в кабинет вплыли три девушки из столовой, расставили по столу подносы с гигантскими растегаями, ватрушками, гамбургерами и биг-маками, а сама Марина внесла бурно кипящий кофейник.

Мне есть не хотелось, но когда посмотрел на эту роскошь, ощутил, как в животе заворочалось нечто голодное и хищное, под ложечкой громко и бесстыдно квакнуло.

– Вообще-то министрами жить можно, – заявил бодро Коган. Он первым ухватил толстенную ватрушку, вгрызся в роскошный поджаренный бок. – Хоть и повесит потом... бесчинствующая толпа... м-м-м, какая прелесть!.. но хоть поедим всласть!

Яузов торопливо налил себе кофе, опытным взглядом военного оценив, что бигмаков хватит на всех, а кофе надо глотать, пока Кречет не вернулся, пробурчал:

– Поедим... Глядя, как едите, сразу видно, почему страна голодает. Небось, всю Сибирь уже приватизировали?

– Почему... Сибирь? – удивился Коган.

– Ломоносов, наш великий предок сказал, что богатства России будут прирастать Сибирью, – сказал Яузов значительно.

Коган поперхнулся, то ли из-за непомерно большого куска, что пытался проглотить по чисто профессиональной привычке, то ли, что военный министр цитирует классиков, а министр культуры разрабатывает планы вторжения в Чечню.