Крутой вираж

Они с Арне договорились, что он сделает снимки где-нибудь без четверти пять. Уходить отсюда придется при свете дня.

И вот подошло время снимать. Он отчетливо видел каждую деталь, каждый узел установки. Он сфотографировал постамент, вращающуюся антенну, кабель. Оставалось сфотографировать две маленькие антенны. Харальд приоткрыл дверь. Все тихо. Никаких признаков жизни.

Щелкая затвором, он пытался сообразить, каким же образом эти три антенны помогают немецким истребителям уничтожать английские бомбардировщики.

И тут Харальд вспомнил, что стоит на виду, посреди военной базы, и фотографирует секретную установку. Его охватил страх.

Он поспешил в обратный путь — на юг, к дюнам. Там, за старым лодочным сараем, на который он наткнулся в первый раз, виднелся забор.

Харальд перемахнул через забор и бросился бежать, оставляя следы на влажном песке.

Дверь кухни была приоткрыта. Родители всегда вставали рано. Он зашел. У плиты стояла мать в халате и заваривала чай.

— Харальд! — испуганно воскликнула она.

Он обнял ее и поцеловал в щеку.

— Отец дома?

— Он в церкви.

Сейчас часовые уже наверняка поняли, почему лаяли собаки. И вполне могут пойти осмотреть все дома по соседству.

— Мама, если сюда придут солдаты, скажи, что я всю ночь проспал дома, хорошо?

— Что случилось?

— Потом объясню. Скажи, что я сплю, договорились?

— Хорошо.

Он поднялся наверх, в свою комнату, быстро скинул одежду, надел пижаму и нырнул под одеяло.

— Что он тут делает? — услышал Харальд голос отца.

— Прячется от солдат, — ответила мать.

— Этого еще не хватало! Во что он ввязался?

— Не знаю, но…

Мать не успела договорить, потому что раздался громкий стук в дверь.

— Доброе утро, — сказал по-немецки мужской голос. — Мы ищем одного человека. Вы не видели здесь посторонних?

— Нет. — Голос у матери был взволнованный.

— А в доме кто-нибудь еще есть?

— Мой сын. Он спит.

— Мне необходимо осмотреть дом, — вежливо сказал немец.

— Я провожу вас, — ответил пастор.

Харальд услышал, как застучали по кафельному полу сапоги. Потом раздались шаги на лестнице. Открылась дверь в родительскую спальню, в комнату Арне. Наконец повернулась ручка двери Харальда.

Он закрыл глаза, задышал спокойно и ровно.

— Это ваш сын? — раздался голос немца.

— Да, — ответил отец Харальда.

— Он был здесь всю ночь?

Харальд затаил дыхание. Отец никогда в жизни не лгал.

— Да, всю ночь, — услышал Харальд.

Его словно громом поразило. Отец солгал — ради него! Этот жестоковыйный, жестокосердый тиран, непоколебимо уверенный в своей правоте, поступился принципами.

Сапоги снова загромыхали по лестнице — вниз. Харальд слышал, как солдат прощается. Он вылез из кровати и прокрался к лестнице.

— Можешь спускаться, — сказал отец. — Он ушел.

Харальд спустился. Вид у отца был строгий и торжественный.

— Спасибо, папа, — сказал Харальд.

— Я взял на душу грех, — сказал отец. Харальд решил, что сейчас отец начнет винить во всем его. Но взгляд пастора смягчился. — Я верю в милость Господа. — Отец обнял Харальда. — Я думал, они убьют тебя. Сынок, я думал, они тебя убьют.

Арне Олафсену удалось ускользнуть от Петера Флемминга.

Об этом Петер и размышлял, варя Инге на завтрак яйцо всмятку. Когда на Борнхольме Арне ушел от слежки, Петер решил, что Арне не хватит изворотливости выбраться с острова незамеченным, однако он ошибся. Как Арне это удалось, Петер не знал, но в Копенгаген он вернулся — один полицейский видел его в центре города.

В казарму Арне не вернулся, домой на Санде не поехал, следовательно, скрывался у кого-нибудь из подпольщиков. Но они все сейчас залегли на дно. Впрочем, был человек, который знал о подпольщиках больше остальных, — Карен Даквитц. Она была девушкой Пола, а брат ее учился в одном классе с кузеном Пола. Петер был уверен, что сама она шпионажем не занимается. Но, возможно, через нее удастся выйти на Арне.

Он отнес яйцо в спальню, усадил Инге в кровати и стал кормить с ложечки. Яйцо Инге не понравилось. Она выплевывала его, как упрямый ребенок. Желтая струйка потекла по подбородку, капля упала на ночную рубашку.

Петер был на грани отчаяния. За последние недели две Инге несколько раз как будто нарочно пачкалась, что на нее не похоже. Раньше она была предельно аккуратной. Он поставил тарелку на столик и пошел к телефону. Позвонил отцу на Санде: