Святой Грааль

Ломая кусты, на поляну выметнулись странные жуткие звери: огромные, лохматые, чешуйчатые. За безумно скачущим конем, едва не хватая за ноги, промчались тяжелые глыбы мрака, в котором блестели острые клыки, когти, шипы, гребни. Воздух дрожал от рева, визга, лая, топота раздвоенных копыт.

Они промчались через поляну, промчались через кусты. Некоторое время слышался топот копыт, затихающий визг.

Томас зябко передернул плечами, со стуком задвинул меч в ножны:

— Не думал, что загонят так далеко!

— Кто это? — спросил Олег удивленно. — Знаешь его?

Томас небрежно отмахнулся:

— Кто не знает? Это Дикий Охотник!

Дальше шел молча, уверенный, что объяснил все, даже дернулся, когда Олег сказал нерешительно:

— Сэр Томас... я понимаю конечно, это такой пустяк, что все на свете знают, даже пустынные шейхи, дети гор и степей, а также буркинийцы, но случилось так, что я жил в Лесу... в пещере. Стыдно признаться, но я

кое-что упустил из важных событий мирового значения. Дикий Охотник... он кто?

Томас посмотрел на калику с удивлением, агафирсы его называли Вещим, кто-то обозвал даже Мудрым, но если не знал такого известного события... гм...

— Был знатным сеньором, — объяснил он терпеливо. — Имел красавицу жену, здорового ребенка, прекрасный замок, верных вассалов. Но чересчур возлюбил охоту...

— Многие любят!

Этот в азарте топтал посевы крестьян, обижал слабых, однажды даже убил старика, который попался во время бешенной скачки за оленем... За это обречен из охотника стать дичью и вечно быть гонимым стаей демонов. Он скачет так уже третью сотню лет. Мне о нем рассказывал еще дед.

— Долго ему так мучиться? — спросил Олег с сочувствием. — Не может же наказание длиться вечно!

— Адские муки грешникам длятся вечно, — заявил Томас непреклонно.

— У вас жестокий бог, — укорил Олег. — У нас, родян, ада нет вовсе.

— Потому вы такие бесстыжие! По две жены берете!

— Ну, это кто как. Иному неприлично иметь две жены, когда их можно взять десять или двадцать. Князь Владимир, например, имел девятьсот жен и тысячу наложниц. Это тот самый, который привел ваше христианство на нашу Русь...

Томас долго шел молча, сконфуженный таким проводником учения Христова, сказал наконец без особой уверенности:

— Ну, это у вас...

— Почему? У царя Соломона была тысяча жен.

— Тоже в ад, — заявил Томас твердо. — Все нарушители — в ад!

— Ваш бог похож на дикого кочевника, — сказал Олег. — Наслаждается, бросая людей живыми в котлы с кипящей смолой, прижигая каленым железом, сдирая с пленных кожу, подвешивая на дыбе...

Томас упрямо ломился через заросли, даже обогнал Олега, избегая разговаривать на богоугодные темы с язычником. Спросил озабоченно:

— Одного не пойму... Мы разве уже в Британии?

— Дикий Охотник — англ?

— Англ, — процедил Томас сквозь зубы, — но он мог быть и скифом, верно? Или руссом. Допустим, за три сотни лет можно доскакать куда угодно, но как он переплыл море?

— А если по суше? — предположил Олег. — В обход?

— Британия со всех сторон окружена водой, сэр калика!.. Впрочем, он мог быть из старых англов, что не перебрались с племенем на острова Британии...

Он умолк, остановился возле крупной глыбы черного базальта, похожей на фигуру сидящего человека. При большом желании можно было рассмотреть щит и меч.

Томас молча вытащил меч из ножен, отсалютовал, со стуком бросил обратно в ножны. Лицо рыцаря было мрачным как грозовая туча, синие как полевые цветы глаза потемнели. Олег перевел взор на рыцаря:

— Родня?

— Гаральд, — ответил Томас значительно.

— А, просто знакомец...

— Гаральд, — повторил Томас, повысив голос. Он смотрел с некоторым раздражением. — Великий воин! Неужто в Роси о нем не слыхали?

— Не слышали.

— Пречистая Дева, как же вы живете на белом свете?

— Перебиваемся, — лицемерно вздохнул Олег. — Он тоже англ?

— Чистокровный! Однажды вывел все войско навстречу высадившемуся на побережье вражескому войску. Была величайшая битва, врага разбили наголову, однако в бою погибли сыновья Гаральда, братья и даже престарелый отец, которого Гаральд очень любил. Он один остался даже без единой царапины, хотя сражался впереди своих воинов... Стало ему так горько, когда шел через необозримое поле, заваленное трупами, что сел на пень, застыл в горестном раздумье, затем вовсе превратился в камень!