Святой Грааль

Через пару сотен шагов Томас краем глаза заметил слева двигающуюся темную точку. Вскоре Томас рассмотрел убитого оленя, которого нес в челюсти какой-то странный зверь. Ноги и голова оленя волочились по земле, цепляя траву. Однажды ветвистые рога зацепились за жалкий куст, зверь нетерпеливым движением вскинул оленя кверху, тот взвился с застрявшим в рогах кустом — на солнце блеснули бесстыдно оголенные белесые корни. Зверь выглядел чудовищно сильным, хотя был втрое меньше оленя. Томас поежился, потащил из ножен меч.

Олег бросил, не сбавляя шага:

— Это анты. Не обращай внимания, наши чары защитят.

— Чары?

— Ну, запах. Помнишь, о камешки терлись? Давай-ка я тебя еще побрызгаю...

Олег вытряхнул на блестящие доспехи рыцаря крупные капли остро пахнущей жидкости, стараясь, чтобы проникли в щелочки под доспехи.

— Что за анты? — спросил Томас ошарашенно. — Я не встречал...

— Анты... просто анты. Мы, русичи, тоже анты. Так нас называют чужестранцы, ибо мы такие же многочисленные, трудолюбивые.

Томас открыл рот для нового вопроса, так и остался с отвисшей челюстью. Наперерез им тащил оленя... огромный муравей! Он был похож на сверкающий под солнцем черный слиток железа — в блестящем рыцарском панцире, закованный от кончика усика до последнего коготка. Толстые челюсти, как стальной капкан из двух зазубренных серпов, выпуклые немигающие глаза смотрят холодно, враждебно, а железные ноги несут с такой легкостью, словно тяжелой добычи нет и в помине!

Пронесся в десятке шагов впереди, осталась невидимая струйка резковатого бодрящего запаха. Томас остолбенело смотрел вслед черному телу, что умчалось на шести крючковатых лапах... по направлению к сверкающему валу!

— Геродотовы муравьи, — прошептал Томас зачарованно. — Я думал, отец истории приврал...

— Ишь ты, — удивился Олег, — неужто ты читал Геродота?

— Нас разорвут, — прошептал Томас снова. — Даже мечи... что против их доспехов?

— Авось не разорвут. Или что там сказано у Геродота?

— Мне наставник пересказывал... Я всего не упомню.

— Сэр Томас, если бы мы не успели добежать до этого поля, наши обглоданные кости уже белели бы на опушке! Темный Лес так просто добычу не выпускает.

Отрезая дорогу, спешила целая вереница огромных муравьев — размером с крупных волков, закованных к тому же в прочнейшие доспехи, между которыми не осталось самой тонкой щели, чтобы воткнуть острие кинжала. Бежали по-волчьи, один за другим, задний касался длинными гибкими усиками предыдущего, некоторые на ходу вскидывали сяжки и щупали воздух. На Томаса и Олега внимания пока что не обращали, но если отступать, то надо прорываться через их цепь. А Томас помнил, что даже самые крохотные муравьи в окрестностях его замка безжалостно убивали жуков, превосходящих по размерам в сотни раз, рвали на части, сволакивали в свой муравейник на корм прожорливому потомству.

— Вперед, сэр Томас, — сказал Олег, но уверенности в его голосе Томас не услышал. Калика выглядел как никогда ранее напряженным, часто вздрагивал. — Пахучая жидкость, которой муравьи метят свои дороги, защитит нас.

— А если нет?

— Лучше гибель от их челюстей, чем от руки врага.

— Ты прав, — согласился Томас с тяжелым вздохом. — Звери невинны, а враг будет ликовать... Не дадим ему этой радости!

Удивительный вал вырастал с каждым шагом. Томас еще в раннем детстве видел после дождя на утоптанных дорожках такие кольца из белого песка — они резко выделялись на темной земле, — муравьи доставали песок из глубин, огораживали свои норки крепостными валами, защищая от чего-то или от кого-то.

Черные звери-рыцари в которых Томас боялся признавать муравьев, попадались все чаще, только чудом еще не сталкивались с людьми. Вдруг Томас увидел как неподалеку из темной норки тяжело вылез откормленный барсук, почесал толстый живот, неторопливо потрусил по полю. На перерез мчался огромный муравей, впятеро крупнее, чудовищные серпы челюстей раздвинул в стороны. Барсук выглядел мягким, незащищенным, огромные челюсти должны были разрубить его пополам сразу без всяких усилий.

Муравей налетел на барсука как черный вихрь, его металлические сяжки походя коснулись барсука. Тот присел и замер, а муравей, не обращая на него внимания, умчался. Барсук недовольно хрюкнул, потрусил прежней дорогой, обнюхивая жалкую поросль, что торчала из сухой земли.

Томас прошептал в страхе: