Артания

В стеклянном шаре бешено метался красный демон. Шар заполнен водой целиком, движения демона замедлены, иначе за ним не уследить даже взглядом. Еще когда дэв держал шар на уровни груди, Конст видел слишком большой рот на таком маленьком тельце демона, острые как иголки клыки, когти и горящие ненавистью глаза.

Дэв зажимал пальцем крохотную дырочку, там обязательно есть дырочка, иначе не засунуть демона, не залить страшной для него обессиливающей водой.

– Ты будешь кричать, – сказал дэв мерным голосом. – Будешь имну помощь, ибо это выжиниет плоть до кости, и никакие эрны не в… заглушить боль… Меня самого однажды… Это было динку лет тому, но я даже денно просыпаюсь в холодном поту! Мучительнее сей боли нет…

Конст сказал тихо:

– Ты ни в чем не ошибся?

– Нет.

– А если не позову?

– Позовешь, – ответил дэв со злой насмешкой. – Не ленно сжился с этими животными… Не ленно до их скотской истности, чтобы перестал огранить жизнь…

– Я ее ценю, – сказал Конст с тоской, – еще как ценю…

– Ну так вот, – сказал дэв, – ты будешь вингащить за нее изо всех сил. Как все мы. И ты покличешь своего… дикаря. Здесь под плитой зегардная яма. Когда этот дикарь за-блиснет, чтобы освободить тебя, он очернится в эту яму. Там, сам знаешь наши девинги… острые колья, ядовитые гады. Все компо?.. И лишь тогда я сниму с тебя этот шар.

Он начал поднимать шар к голове Конста. Конст сцепил челюсти, хотел было держаться, как умеют артане, но из груди вырвался всхлип, а затем крик испуганного до потери рассудка существа:

– Не надо!..

– Кричи, – посоветовал дэв. – Кликай на земгу погромче!.. Как только он рухнет в яму, мы сдемпим тебя. А все раны залечим. Ты же знаешь, залечим.

– Знаю, – прошептал Конст, – но эта боль…

– Кричи, – снова сказал дэв и поставил шар на голову Конста. – Пусть он узрит.

Конст застыл, страшась шевельнуться. Из крохотного отверстия потекла вода. Волосы зашипели, начали сворачиваться, пошел сизый дымок. Капля побежала через лоб, за ней вспухала красная дорожка. У брови капля помедлила, словно пыталась обогнуть, затем пошла напрямик. Волосы вспыхнули. Конст поспешно зажмурился, капля пробежала через веко, оставив красную дорожку ожога, потекла по щеке… а из шара выскользнула уже другая капля…

Дэв кивнул с удовлетворением, отступил на пару шагов, не отрывая взгляда от страшного сосуда.

– Кричи, – сказал он, – но окаменись, чтобы шар не скатился… Если разобьется, то… сам зынекнешь… Конст прошептал, едва шевеля губами:

– Неужели и я был таким?

– И будешь, – пообещал дэв.

– Неужели, – прошептал Конст, – этот меч неведомого бога стоит таких мук?.. Тем более, что его здесь и нет… Он у эльфов…

Дэв коротко засмеялся.

– Он у нас. Но вам его никогда не отыскать, потому что он не здесь, не в Башне… а глубоко под нею!

Придон несся, как взбешенный тур, через все помещения. То ли ему повезло, то ли дэвы совершили большую ошибку, затащив в палаты, но здесь он сильнее, свирепее. Они гонялись за ним, а он, убегая, успевал рубить топором по одному и снова убегал, чудом или звериным чутьем избегая ловушек.

Сейчас он пробежал по темному проходу, свет на миг оглушил, но через несколько шагов он уже шел твердо, глаза привыкли, и тут он увидел в середине зала каменный столб, вверху чудовище, раздирающее человека, а у самого подножия Конст!

Его соратник привязан толстыми, как корабельные канаты, веревками. Грудь сдавило так, что едва дышит, на голове какой-то шар, в нем мечется красноватый огонек…

Придон сделал еще пару шагов, Конст увидел, прокричал:

– Придон! Остановись сейчас же! Придон сделал еще шаг, крикнул:

– Я сейчас освобожу тебя!

– Нет, Придон, – прокричал Конст. Шар на голове закачался, Конст замолчал, крикнул после паузы: – Это ловушка! Не подходи…

– Но… – начал было Придон и осекся. Из шара медленно, капля за каплей, вытекает зеленая жидкость. За каждой каплей оставалось дымящееся обугленное место. Через лоб уже пролегла глубокая борозда, рассекла надвое надбровный уступ, заполнила выжженную пустую глазницу, ниже рассекла лицо, видны торчащие наружу зубы, шея цела, ибо с подбородка капли срываются на грудь, дымится выжженное мясо, а капли неторопливо текут дальше, сжигая плоть, углубляя с каждой каплей борозду…

Он содрогнулся, едва не заплакал от жалости, это же какую боль терпит всегда боящийся боли и смерти Конст, и почему он не кричит, не стонет, не зовет на помощь?