Артания

– Дивы, – подсказал Придон.

Вяземайт отмахнулся с полнейшим пренебрежением.

– Дивов, как серьёзных противников, не останется. Их уже сотрут с лица земли. Такие, как ты. А мелочью займемся не потому, что противники, хоть противники, а потому, что природа человека такова, Придон. Нам до всего есть дело. Мы везде должны сунуть нос, везде порыться, все пощупать, переложить с места на место…

Он умолк, Придон не слушает, над горами с большой скоростью против ветра плывет широкое ноздреватое облако. Низ черный, как у побывавшего в огне дерева, там слабо поблескивают лиловые огни, зато кудрявый верх сверкает золотом. Там громоздятся башни, дома с золотыми крышами, иногда проступают нечеловеческие лица, морды диковинных зверей…

– Красиво, – вырвалось у Придона. – Показать бы Итании!

Уже не замечая Вяземайта, он ускорил шаг. Глаза не отрывались от дивного облака.

– Смотри под ноги, – буркнул Вяземайт.

Солнце жгло плечи и спину. Меховую одежду он сбросил уже давно, как и Аснерд с Придоном, наслаждался дивным состоянием, когда идут по снегу, но солнце жарит так, что вот-вот впузырится кожа. Не у них, понятно, а у этих черевщиков, что так и не сняли меховые одежды. Парятся, как старые куявские бабы в своих старых куявских банях.

Тяжело ступая, догнал Аснерд. Вяземайт нахмурился, Черево и его люди остались без присмотра, Аснерд оскалил зубы.

– Едва тащат ноги, – сообщил он. – Это не в дворцовых залах вышагивать!

– Странно, – сказал Вяземайт задумчиво, – что послали не… скажем, более привыкших к горам.

– Если ты думаешь то, что и я, тогда ничуть не странно.

Он догнал Придона, Вяземайт видел, что воевода долго прислушивается, даже пытался заговаривать, но Придон, судя по всему, не отвечал. Аснерд приотстал, а когда приблизился тяжело ковыляющий Вяземайт, сказал с неловкостью:

– Ты бы посмотрел, что там с Придоном.

– А что случилось?

– Заговаривается…

Вяземайт кое-как ускорил шаг. Придон двигался в стороне, солдаты поглядывали на него с испугом. Придон шел, не склоняясь перед ветром, как ходил всегда и как идут все трое артан, холодный ветер сечет, мелкие льдинки тут же превращаюся на горячей коже в крохотные капельки, испаряются. Черные волосы треплет ветром, медный обруч горит, как раскаленный в огне, от него летят искры.

Ноги Придона загребают снег, глаза смотрят поверх далеких вершин, а губы непрерывно шевелятся. Вяземайт догнал, ветер все еще воет, слова разобрать трудно, но, когда он вслушался, понял все.

– Когда с синего неба, – донесся до него страстный шепот, – солнечный свет – я думаю о тебе, но если тучи и дождь – я тоже думаю о тебе! Когда ночь, а звезды от края до края, я думаю о тебе, любимая! Но если утренняя заря улыбается миру, я тоже о тебе, любимая! И в жаркий день, и в снежную ночь, и в дороге, и за столом – только о тебе я думаю, только тобой живу. Если по небу белокрылят птицы, я думаю о тебе, но когда низко над землей черные молнии стрижей, мои мысли тоже о тебе…

Вяземайт приотстал, а когда воевода догнал, старый волхв двигался задумчивый и отрешенный. Аснерд помолчал, ждал, когда волхв заговорит, наконец рыкнул:

– Что, это заразно? Вяземайт слабо улыбнулся:

– О, если бы это было так!

– Что с Придоном? – потребовал Аснерд.

– Он просто бормочет о своей Итании. Его сжигает внутренний жар. Такое бывает… Аснерд нахмурился, пробурчал:

– А может, это что-то с магией, да?

– Я бы не утверждал…

– Магия, – отрезал Аснерд. – Мне Олекса рассказывал, как Придон внезапно побил кентавров, разогнал дэвов, разнес их храм, уничтожил весь их город. Что еще, как не магия?

Вяземайт покачал головой:

– Не магия, Аснерд. Не магия.

– А что?

– Нечто повыше магии.

Долгое время брели молча, загребая ногами снег. Потом снег исчез, земля под подошвами звенела сухая, чистая, а солнце жарко палило обнаженные головы.

– Что такой нахмуренный? – спросил он Вяземайта.

– Да так, – ответил Вяземайт, – гляжу на Придона… Черт, он как укор! Рвет жилы, а ноша-то неподъемная… наверно. Такой дурак… нет, такой безумец, что я просто не знаю, плакать ли, глядя на него, смеяться навзрыд… или завидовать.

Аснерд безмерно удивился.

– Завидовать? Его мукам?

– Муки тела укрепляют волю, муки сердца очищают и возвышают… не знаю, наверное, всего – от кончика ушей до грязных ногтей. Признайся, всем нам выпадает такая возможность хотя бы раз в жизни. Увидеть волшебный цветок на краю пропасти! Рискнуть приблизиться и сорвать… Но я, как и все, предпочел сорвать простой цветок, который рос в моем же селе на той стороне улицы. Теперь он в моем доме, дал плоды: пятеро сынов и три дочери, но… вот я тогда, выбрав добрую и послушную жену… которую взял без этой крови из носа, не надрывая жилы, не потерял ли возможность любви великой?.. Пусть со всеми этими муками и страданиями?