Артания

Перед ними внезапно возникла черная стена. Придон успел понять, что стена не возникла, а с огромной скоростью приблизилась, налетает, успел выкрикнуть:

– Буря!

Его подняло в воздух, завертело и швырнуло, как щепку. Он упал на твердое, прокатился, растопыренные руки тщетно пытались ухватиться за что-нибудь, пока пальцы не попали в щель. Он заорал от боли, поперхнулся. Рот до самых легких тут же забило пеплом и черным песком. Перед глазами вспыхнули искры, это шарахнуло головой, руку вывернуло, все же дотянулся и ухватился сразу двумя руками, висел, как над пропастью, а ветер выл, ревел, грохотал, визжал и снова грохотал. Потом Придон понял, что грохочет не ветер: совсем близко в землю ударило слепяще-белое небесное копье, зашипело, запахло рыбой, а черная плита мгновенно стала красной, щелкнула, лопаясь сразу в трех местах.

Молния давно погасла, а перед глазами стояла эта страшная картина, застывшая, будто навеки врезанная ему в мозг. В кромешной тьме слышался раздирающий уши свист, затем вой, грохот и страшный сухой треск. Со всех сторон обрушивались волны жара, ветер иссек кожу, а губы вывернуло так, что жгло огнем десны.

Он прижимался всем телом, цеплялся не только пальцами, засунув в трещину руки уже по локти, но и ребрами, коленями, всем существом. В черноте прыгали белые слепящие шары, шипели, как змеи, как брошенное в воду раскаленное железо. Иногда взрывались, и тогда он становился слепым, как курица в ночи. Шары лопались, лопались, земля горела, на него падали горящие брызги, и он кричал от ожогов.

Во рту стало солоно, но, когда попытался выплюнуть ком, ветер вбил в глотку мешок песка, раздув его, как стельную корову. Пальцы слабели, ураган медленно выдирал из расщелины Придон в страхе понимал, что это конец, сейчас со страшной силой швырнет о камни и расплющит, переломает все кости, от него останется только мокрое пятно, которое тут же высохнет…

Тишина обрушилась, как удар молота по голове. В ушах зазвенело, он потерял сознание, а когда очнулся, мир был тих, бесконечная плита блестит, словно вымытая ливнем, нигде ни единого смерча или даже жалкого смерчика, воздух чист и прозрачен, а на горизонте… зубчатые горы, которые до бури скрывались за призраками Пустыни.

Олексу заклинило между камней, что и спасло, хотя без сознания, но Придон вытащил, побрызгал из баклажки, Олекса вздрогнул и дико огляделся.

– А… буря?

– Какая буря? – спросил Придон. Олекса посмотрел затравленно:

– Черная!.. Страшная!

– Я ж говорил, не спи на ходу, – сказал Придон. – Пойдем искать Тура.

– А что он?

– Тоже мог… заснуть, – ответил Придон.

Тур лежал на черном камне лицом вниз, распластанный, как жаба. Из трещины в камне торчала потемневшая рукоять топора. Руки Тура были сомкнуты на рукояти, красные, распухшие, с содранной кожей.

Олекса с удивлением потрогал его носком сапога.

– В самом деле спит, – сказал он потрясенно. – Это что ж… мне в самом деле привиделось?

Тур вздрогнул и поднял голову. Придон и Олекса увидели лицо не просто красное, словно натертое кожей большой рыбы с острой чешуей, а сырое распухшее и кровоточащее мясо, на котором чудом уцелели глаза.

– И ему что-то привиделось, – сказал Олекса с лицемерным сочувствием. – Вон как его отделало во сне… Придон, что-то с ним можно сделать?

Придон достал баклажку, поболтал. Воды осталось всего на пару глотков.

– Сейчас узнаем, – ответил он с сомнением. – Если хватит…

Глава 19

Валуны и камни становились выше, попадались чаще. Вместо округлых глыб, похожих на шляпки грибов, высились настоящие каменные столбы. Придон улавливал очертания колонн, подобные держат свод дворца куявского тцара, но только подобные: эти впятеро шире, и даже с обломанными верхушками царапают острыми вершинами быстро бегущие тучи.

Каменная земля изломана трещинами. Из глубин поднимается перегретый воздух, Придон там во тьме замечал красное, словно смотрел в раскаленные угли горна. На дне разломов трещало, лопалось, наверх выстреливало злые синие дымки.

В ровной, как стол, бескрайней каменной плите, по которой шли, теперь часто попадались ямы. Придон всякий раз холодел, сжимался. Какая сила смогла выжечь, именно выжечь такие ямы, вон оплавленные края и застывшие брызги камня!

Часто их пытались остановить заросли кустов, которые Олекса называл железными. Во всяком случае, когда пробовали рубить, ветки отзывались звоном, а пока отрубили одну, затупили топоры. Кусты обычно обступали россыпи камней с острыми, словно бы свежими сколами. В блестящих гранях отражалось багровое небо, быстро летящие тучи, а когда мимо прошел Тур, Придон увидел грязное лохматое чудовище.