15  

Мы не виделись много месяцев. И вдруг я звоню и желаю тут же наложить на него лапу. Значит, дело спешное, очень спешное. И в то же время ему не говорят, о чем идет речь. Значит, что-то такое, что нельзя доверить проводам.

— На улице перед твоей работой, а? — сказал я. — Когда кончаешь?

— На улице перед моей работой, — донесся глубокий тягучий голос. — В четырнадцать, или в два, как говорят на других языках мира.

Ну, на это уж я среагировать не смог. Слишком раннее было утро. Только угрюмо буркнул «чао» и положил трубку. Потом вылез из постели и включил кофеварку.

В «Свенскан»[15]не было ни строчки. Радио не сказало ни слова.

Юлле получил ярлык: самоубийца, а Швеция такая страна, где подобные бестактности обходят вежливым молчанием. Допустим, кто-то полезет на телебашню, таща в рюкзаке десять кило динамита, и, оказавшись наверху, пыхтя, подожжет шнур. Всего-то и будет делов, что Бенгт Эсте снова нацепит очки и воспитанно попросит у зрителей извинения за паузу в передаче.

Пятница, сияющее летнее утро. Полный рабочий день для низшего класса.

Из судомоечной машины чем-то воняло. Холодильник требовал разморозки. Сток в уборной страдал запором. Вот как бывает, когда живешь в одолженной квартире.

— В Швеции есть только один пролетариат, — сказал я громко сам себе. — Это все мы, у которых нет постоянной работы и права чем-то владеть.

Мы, работающие временно там и тогда, где и когда никто другой не желает трудиться, мы, снимающие за дикие деньги жилье у тех, кто достаточно богат, чтобы жить где-нибудь еще. Мы, могущие рассчитывать лишь на две привилегии в новом приватизированном обществе, «общенародном доме»: не иметь воспоминаний — ведь они докучают, и не иметь будущего — ведь о нем надо заботиться.

Готовя тебе горячий бутерброд к чашке кофе, я вяло топтался по кухне — голый, взлохмаченный, сонно почесываясь. И вдруг заметил хохочущую девицу в окне на другой стороне переулка.

Не думайте, что у каждого, получившего — после трехсот лет в очереди на жилплощадь — квартиру в Старом городе, окна выходят на Королевский дворец и он может лицезреть трескучий вахтпарад, машущую прохожим королеву Сильвию и новехонький кабриолет «порше», на котором ездит монарх. Большинство, ютящиеся, подобно мне, в глубине какого-нибудь тесного переулка, наслаждается видом на соседские апартаменты и чадом от модного кабака неподалеку, да еще неустановившимися голосами юнцов, которые по ночам поют «Хромую Лотту» и справляют нужду, перекрестно поливая край тротуара.

Я пронесся, словно вспугнутый кот, в уборную, обернул банным полотенцем чресла, провел гребнем по волосам и успел добежать до кухни, чтобы предотвратить взрыв кофеварки. И потом уж смог со сдержанным достоинством помахать девице напротив.

Когда ко мне заходят друзья, они при виде этой девушки обычно ухмыляются довольно гнусным образом. Какого черта, я же достаточно стар, чтобы быть ее отцом — а уж сегодня мог бы сойти за дедушку. Кроме того, есть и практические соображения, типичные для Старого города. Подумайте только — какие-то двое проводят вместе головокружительную ночь, а потом целые месяцы машут друг другу ручкой через переулок. Слишком уж это будет фальшиво.

Солнце, крадучись, проникло в квартиру, пока я прихлебывал кофе и с недоумением читал передовую статью о прогрессивных налогах... да, представьте — солнце в Старом городе! Четверть часа в день, пока оно проходит между двумя печными трубами на соседнем доме.

У меня есть и «частичный вид на море» — для тех, кто не страдает головокружениями. Если высунуться по пояс из окна гостиной, то далеко в конце переулка можно увидеть волны залива Риддарфьерден. Но не стоит слишком долго любоваться этим видом. Соседи могут запаниковать и вызвать пожарников с лестницей.

На улице поднялась суматоха. Но я даже не выглянул, мне было точно известно, что там произошло.

Водителю какого-то грузовика надо было разгрузиться на Стура-Нюгатан. Поскольку все места для стоянок уже заняты владельцами магазинчиков, ему приходится остановиться прямо на проезжей части. И тем самым он закупоривает улицу до тех пор, пока не завершит всех своих дел. Водители следовавших за ним машин начинают сигналить, а потом с утренней, еще не растраченной энергией все обитатели Старого города заводят обычную песню.

Мы оба — девушка и я — покачали головами. Не из-за водителей, ведь их не переделаешь, а из-за владельцев магазинов. Они начинают громогласно скандалить, как только кто-нибудь хочет превратить Стура-Нюгатан в пешеходную улицу: как же, ведь они тогда потеряют всех клиентов! А сами паркуют свои машины на улице, и те стоят по восемь часов, блокируя движение, а на клиентов наплевать! И если появляется какая-нибудь несчастная полицейская контролерша, так они готовы обратиться аж в Европейский суд.


  15  
×
×