Время действовать

Бертцер выпрямился. На его лице появилась улыбка, какая бывает у участников каких-нибудь переговоров.

— Я бы очень хотел просмотреть эти списки. Не вполне, правда, уверен, какие у меня при этом мотивы — хочу ли я отомстить? Или вырвать «Сентинел» из рук торгашей?

— Для меня это роли не играет. Только есть два вопроса.

Он кивком дал разрешение изложить их.

— Первый, — начал я, — могут ли списки объяснить, почему умер Юлиус Боммер?

Он уже высказался насчет картины. И ничего больше говорить не хотел.

— Вы сами утверждаете, что списки могли стать причиной его смерти. Все, что я могу сделать, попытаться проверить ваше утверждение.

Разговор, достойный зала заседаний. Если А равняется Б, то, может, В можно поменять на Г. Вот путем таких разговоров и становятся директорами-распорядителями.

— О'кей, — сказал я. — Второй вопрос: если я приду завтра за списками... будет тут сидеть легавый, поджидая меня?

— Нет.

— Слово чести... директора-распорядителя?

Он посмотрел на меня внимательно, но моя улыбка была не такая широкая, как у него.

— Слово чести, — сказал он торжественно.

Я встал, а он поинтересовался: может, попросить Асту принести хереса? Нет, спасибо, сказал я. Аста наверняка добавит мне в рюмку мышьяку.

Мы вышли на солнце и сквозняк. Рюббе подбежал, виляя хвостом. Я отвесил поклон Асте и отступил через калитку.

Карл Юнас Бертцер остался стоять на газоне. Он поднял руку и помахал мне. Люди так делают, когда им приходится клясться в чем-то своей честью. Они думают, что ты член клуба болельщиков или поклонников. Муссолини — тот, говорят, махал аж обеими руками.

Зверь был внизу, возле теннисных площадок у воды. Там четыре девушки играли двое на двое. Он стоял рядом, высокий, стройный, черноволосый, и посылал им сияющие улыбки из глубины черной бороды. На площадке слышалось хихиканье, а мяч то и дело летел не туда, куда надо.

— Пошли, — сказал я сердито. — Я-то думал, ты охраняешь мою безопасность.

Зверь помахал девушкам и засмеялся.

— Друж-жище, — сказал он, — безопасность охранять не есть безгрешность сохранять.

Я хотел ехать в «Утреннюю газету» за фотографиями для Кристины Боммер. Зверь хотел глазеть на девиц. Я отвез его в Королевский парк. Обычно его прогулки заканчивались тем, что он усаживался играть в шахматы. Тут все-таки ценились мозги.

Отдел иллюстраций был пуст. В окна струилось солнце.

Я разыскал катушку и отправился в лабораторию. Там тоже было пусто. Если воскресенье в конце лета выдается хорошим, вся Швеция отдыхает. Только у нас на Севере сиеста длится целый день. Так что, ругать прилежание в Испании? Там говорят: manana, в смысле «завтра». В Германии — «на следующей неделе».

Пока пленка сохла, я прошел в архив. Прочел все, что было напечатано в «Утренней газете» насчет «Сентинел». Ни одной из пикантных деталей, о которых рассказывал Бертцер, там не было. Такова уж экономическая журналистика — на проигрывающих не ставят.

Снимки с Юлле были ужасны. При черно-белом изображении драматизм усиливается. Цвет лучше работает на идиллические сцены. Поэтому-то «Утренняя газета» дает почти только одни цветные фото на первой полосе.

Я отпечатал лишь те снимки, где был Юлле. Но, как всегда, сделал контрольки со всей пленки. Пока снимки сохли, начал просматривать кадры на контрольках.

Что-то там было странное. Такое же чувство я испытал и там, на улице в Таллькруген. Я достал лупу и стал один за другим разглядывать контрольки. Так, дверь открыта, «порше» стоит...

«Порше»!

Что делал «порше» возле Шато Боммер? Будь у Юлле автомобиль, в лучшем случае это была бы старая служебная «гранада». «Порше» в Таллькруген — чужак.

Разве я не слышал, как завелся мотор, как тронулась какая-то машина? А перед этим залаяла собака?

Я схватил негативы и вернулся в темную комнату. Увеличил только «порше», сделал 18 на 24. Ага, виден номер: DXS-898.

Я прибрал за собой, высушил все копии, приготовил конверт со снимками для Кристины Боммер и пошел в отдел уголовной хроники.

Там оказался один только Тони Берг. В редакции он считался мужчиной с большой буквы. Возил в машине пистолет и не выносил конкуренции. Если кто-то находил болтающийся в петле труп, это была конкуренция. Я сунул в дверь голову и спросил:

— Тарн?

— Ушел.

Я поколебался из деликатности всего несколько секунд.