Время действовать

Он достал из кармана пачку сигарет. Движения были сердитые, порывистые.

— Тарн, успокойся.

— Знаешь, что такое истина в «Утренней газете»? — Он наставил на меня сигарету. — Так вот, это все, что подтверждает предрассудки читателей. Все, что дает этим чертям утешение. Все, что убаюкивает их, внушая ощущение безопасности. Все, что обеспечивает им алиби в ситуации, когда они пальцем о палец не ударили, чтобы как-то улучшить эту самую ситуацию. Вот это и есть истина в «Утренней газете». Это называется объективной журналистикой, беспристрастной, нейтральной, деловой журналистикой.

— Успокойся, — снова сказал я.

Но я знал, что именно его злит. Завтра я буду читать в «Утренней газете» то, что он напишет, читать и смеяться. Это его и злит.

— Тетушкина журналистика! — уже кричал он, перекрывая сирены. — Низкая интеллектуальная, но высокая каудальная мобильность!

— Что такое каудальная?

— Это из латыни, — отрезал Тарн. — Кауда означает хвост.

Они подъехали и поднялись на бугор — впереди полицейские, за ними «скорая» из аэропорта. Полицейская машина ехала по гравию медленно и остановилась, уступая место «скорой помощи». Двое полицейских вылезли из автомобиля.

Оба в черных кожаных куртках, в черных перчатках. На лицах профессиональное выражение — мрачная серьезность и полное отсутствие интереса к чему бы то ни было. Они думают, что это внушает уважение.

Пистолеты свои они держали наготове.

— Боже милостивый, — сказал я.

Зверь громко рассмеялся. Зубы вызывающе сверкали в черной бороде. Кнаппен ухмыльнулся и поднял камеру.

Тарн направился к обоим полицейским. Он указал на ирландца:

— Этот человек ранен...

— Стой! Не двигаться!

На Тарна нацелились два пистолета. Он растерянно остановился и медленно поднял руки.

— Но я журналист из «Утренней газеты»...

— Насрать нам на это, будь ты хоть сам Бог-отец. Не двигаться!

Это крикнул старший из полицейских, тот, у которого на кожаной куртке больше знаков различия. Высокого роста, с широким лицом, тонкими губами и маленькими глазками.

«Скорая помощь» остановилась. Два одетых в белое парня не решались выйти наружу.

— Не смешите людей, — сказал Тарн. — Забирайте двух задержанных грабителей. Того, что лежит, надо отправить в больницу.

Большой полицейский подошел вплотную к Тарну. Свой пистолет он держал дулом вверх.

— Заткнись, — негромко сказал он. — Никакие журналисты-сволочи тут командовать не будут. — И вдруг улыбнулся: — Кстати, от тебя пахнет алкоголем.

Тарн подобрал губы. Я видел, что Кнаппен все еще снимает.

Большой полицейский медленно обернулся.

— Так, — сказал он, осознавая ситуацию. И указал пистолетом на Зверя: — А что тут делает этот?

Я уже не мог сдерживаться.

— Ты хочешь сказать — этот черномазый?

Зверь захохотал, широко и весело.

Внезапно второй полицейский вскрикнул:

— Он вооружен!

Оба пистолета уставились на Зверя. Большой полицейский рухнул на корточки. Второй укрылся за автомобилем.

— Не двигайся, Зверь! — сказал я. — Стой совершенно спокойно. Эти бабы начнут стрелять, если ты хотя бы моргнешь.

Большой полицейский повернул голову и посмотрел на меня долгим взглядом. Зверь пожал плечами, улыбаясь, и медленно поднял руки вверх.

— Ты, заткнись, — сказал мне большой полицейский.

— Это не тебе решать, — сказал я.

Он неуклюже поднялся и направился к Зверю. Обошел вокруг него, протянул руку и вытащил большой браунинг. Не торопясь, засунул его в карман, а потом и свое оружие в кобуру. А затем вытащил дубинку и замахнулся.

— Зверь! — закричал я. Но и камеру успел поднять.

У большого полицейского не было ни малейшего шанса. Дубинка рассекла воздух. Зверь пригнулся, расставив ноги, ухватил его за штанину у щиколотки.

Полицейский грохнулся о землю так, что у него перехватило дыхание.

Я обежал полицейскую машину и встал перед вторым.

— А ну, убери пистолет, — сказал я. — Спрячь его, быстро!

Тарн в развевающемся плаще промелькнул позади меня. Он втиснулся между Зверем и большим полицейским.

— Кончай свои штучки, — сказал он блюстителю порядка. — Немедленно. Или вылетишь из полиции, не позднее чем через полгода, я тебе это обещаю.

Кнаппен снимал сразу несколькими аппаратами. Я осклабился и тоже снял всю эту сцену. На дороге послышались новые сирены.