Лес разбуженных снов

– Ты права, дорогая! Отец… князь Сепет… Я хотел, чтобы он сгнил в тюрьме! Поэтому и подстроил смерть охранника на приеме, но папаша опередил меня и уничтожил улики.

Доктор Конвей содрогнулась. Боже, ее муж – безумец!

– Я же люблю тебя, Стелла, – продолжал Марк, с трудом подавляя рыдания, – но ты… ты не оставляешь мне иного выбора. Я знаю, что ты не сможешь понять меня, не сможешь простить. О, если бы ты могла! Мы бы зажили счастливо и богато! Мои адвокаты почти добились признания меня единственным наследником всего состояния Сепета. А это – многие миллионы! Ни мы, ни наши дети не нуждались бы ни в чем. Я так хочу… так хотел, чтобы ты подарила мне… маленьких Сепетов. О, Стелла!

И его руки сжали горло доктора Конвей.

* * *

В себя Стелла пришла в полицейском автомобиле. Она (на запястьях наручники, ноги связаны) находилась на заднем сиденье. Марк был за рулем.

– Куда мы едем? – задала вопрос Стелла.

– В лес, – последовал краткий ответ.

– Марк, ты же рисковал ради меня жизнью! – простонала Стелла. – А теперь хочешь… хочешь убить меня?

– Ты думаешь, мне легко это сделать? – спросил грозно Марк. – Я до конца жизни буду помнить тебя, Стелла! Но ты после всего случившегося не захочешь подарить мне наследника, а он нужен мне. Обещаю, что тебе не будет больно!

Машина остановилась. Марк, выйдя из салона, раскрыл дверцы и вытащил Стеллу. Они находились на дороге, с обеих сторон которой вздымался лес.

– У меня затекли ноги, – пролепетала Стелла. – Прошу тебя…

Марк, склоняясь перед Стеллой, произнес:

– Только без глупостей, дорогая. Иначе мне придется применить силу, а я так не хочу этого!

– Как ты намерен объяснить мое исчезновение? – спросила доктор Конвей.

Марк, распутывая ей ноги, ответил:

– Что-нибудь придумаю, я же полицейский. Заподозрить меня никому не придет в голову. Я закопаю тебя в лесу…

Стелла ударила Марка ногой в лицо. Золтарь, застонав, повалился на спину. Стелла побежала. Мелькали деревья, хрустели сучья. Она услышала дикий крик мужа:

– Стелла, не забывай, у меня оружие!

Он выстрелил, и Стелла, как подкошенная, упала на прелую листву. Она увидела кусочек черного неба, усыпанного звездами, и желтую луну, горевшую, как большой фонарь в мертвецкой.

Она была в лесу. Один на один с Марком. С мужем. С убийцей. С вулкодлаком.

Марк подошел к ней.

– Дорогая, я же просил тебя не делать глупостей. Вот видишь, к чему это привело? Я прострелил тебе ногу. Мне очень жаль…

Комиссар Золтарь навалился на Стеллу. Она ощутила его жаркие губы. Стелле сделалось противно.

– Стелла, я люблю тебя! – давясь слезами, шептал Марк. – Но ты же понимаешь, я не могу иначе! Я – Сепет! Я должен…

Его руки легли ей на шею. Марк впился поцелуем в рот Стеллы, и доктор Конвей чувствовала, как он зубами рвал ее губы, а его пальцы все сильнее и сильнее сжимали горло. В ушах у Стеллы зазвенело, она закрыла глаза, не в состоянии вздохнуть. Будто тысячи тонких иголочек пронзили легкие. Стелла слышала слова любви, которые шептал Марк, и знала, что через несколько секунд все будет кончено – он убьет ее!

Вой – страшный, цепенящий, злобный – разнесся над лесом. Марк встрепенулся и отпустил Стеллу. Доктор Конвей судорожно закашлялась.

– Волки! – сказал он. – Чертовы волки!

И Золтарь… нет, Сепет, достойный потомок князя Вулка Сепета… снова вцепился в шею Стеллы. Доктор Конвей обмякла. Ногти Марка впивались ей в кожу. Он сломает ей шею!

Внезапно все изменилось – Марк ослабил хватку. Стелла, в полузабытьи лежавшая на земле, была так слаба, что не могла открыть глаза. Она услышала приглушенный вопль Марка:

– Волки, здесь волки! Они окружили нас!

Раздались беспорядочные выстрелы. Вой внезапно стих. Марк кричал:

– Чур меня! Господи, он здесь! Он здесь! Он здесь!!!

До Стеллы доносились треск веток и шумное сопение кого-то огромного, тяжелого. Она ощутила животный запах, к ее лицу что-то прикоснулось.

– Он здесь! – орал Марк.

Доктор Конвей, превозмогая смертельную дрему, подняла веки.

Мелькнуло нечто черное и косматое. Она заметила сияющие рубины – чьи-то гигантские глаза. Что-то опустилось на нее (то ли когтистая лапа, то ли ветка), и последнее, что слышала Стелла, был дикий вопль Марка:

– Пощади меня, о вулкодлак!

Почему бы и нет?

В замковой капелле было прохладно, несмотря на июльскую жару: градусник в тени показывал тридцать два градуса. Стелла повела плечами. «Профессор Вассерман», он же Пшемысл Бодян, заметил: