Впереди слышались тяжелые удары. Они выехали из-за торчащего обломка стены, Олаф внезапно выругался. Два бедно одетых селянина усердно били молотами по лежащей на земле статуе из белоснежного мрамора. У Владимира дух захватило от неземной красоты: женщина и в мраморе сохранила черты, от которых защемило сердце.
Олаф рявкнул зло, ладонь звучно хлопнула по рукояти меча:
– Что творите, сволочи?
Оба крестьянина отшатнулись, со страхом смотрели на огромных воинов, закованных в доспехи императорской гвардии. Оба были в лохмотьях, истощенные, с желтой болезненной кожей. Один простер умоляюще руки:
– Благородные воины!.. Это же мрамор!.. Мы его разбиваем, толчем и пережигаем в известь… А известь продаем.
Владимир с тоской указал Олафу на другой конец развалин. Там слышались удары. Такой же несчастный оборванец разбивал другую статую.
– Вы красоту рушите! – прорычал Олаф. Глаза его налились кровью. – Да я вас всех!
Он выдернул огромный меч, каких в ромейской стране даже не видели. Селяне попадали на задницы. Один заверещал, как заяц:
– Это же языческие боги!.. А святая церковь велит уничтожать все языческое. Мы делаем еще и богоугодное дело!
– Безумные, – сказал Владимир. Рот его наполнился горечью, словно он жевал полынь. – Или я безумен?
Олаф рычал и порывался рубить и крушить, Владимир удержал. Здесь когда-то обитал древний и прекрасный народ, ибо только прекрасный душой и телом мог создать красоту во всем: от жилища, в котором жил, спал и принимал гостей, до исполинских общественных зданий. Но что стряслось с ним, ибо эти невежественные дикари не вышли из-под земли как ночные чудища, они те же греки!.. Почему одичали? Почему, глядя на прекраснейшие статуи, при взгляде на которые захватывает дух, хочется петь и плакать одновременно, они видят только пригодный для извести камень?
Они ехали до вечера и еще дважды видели развалины прекрасных дворцов, уже наполовину погребенные песком. Среди торчащих прямо из земли мраморных глыб с изумительнейшими барельефами паслись козы, оставляли россыпь горошка. Лохматый пес гонял кролика.
– Мир не погиб, – сказал Владимир наконец. – Он начинается заново… Из этих невежественных людей боги когда-то создадут такой же прекрасный народ…
– Если создадут, – фыркнул Олаф, он был мрачен как туча. – Не понимаю, зачем всякий раз создавать заново? Оставили бы ту красоту, добавляли бы понемножку… Каков бы мир был сейчас, а?
Владимир пожал плечами:
– Возможно, в их земли приехали двое из северных земель, позавидовали, вернулись и набрали войско из злых и голодных…
Олаф задумался, внезапно рассмеялся:
– Ты прав. После нашего налета остались бы вот такие руины. А то и их бы разнесли в пыль! В старину мои предки, говорят, были вовсе звери… Ладно, я тревожусь только, почему твой купец не выкопал все золото сам? Почему предложил тебе, пусть даже за долю?
«Не знаю», – ответил Владимир про себя тревожно. Наверное, взять его очень непросто. И рискнуть могут только самые отчаянные… или отчаявшиеся. А есть ли более отчаявшийся человек, чем изгнанный князь, который все поставил на кон: и жизнь, и честь, и даже любовь – дабы вернуться и отомстить?
Глава 39
Они ехали неспешно, держась в тени оливковых деревьев, когда впереди послышался конский топот. Олаф сразу насторожился, кони неслись отчаянно, словно догоняли кого-то или же уходили от погони. Донеслось ржание, затем выкрики.
На дорогу впереди выметнулась повозка, запряженная четверкой горячих коней. У Олафа глаза вспыхнули – он теперь начал разбираться в конях – и загорелись еще ярче, когда разглядел повозку: в серебре и золоте, украшенную от дышла до спиц колес!
На облучке отчаянно размахивал кнутом седобородый мужчина. Кони неслись в пене, дико вращали налитыми кровью глазами. В окошко повозки выглянуло бледное личико.
– Женщина, – выдохнул Олаф, – я всегда мечтал спасти женщину… молодую и красивую!
– И богатую, – добавил Владимир. – Ну, тогда я поехал один?
Олаф, не слушая, выхватил меч и помчался наперерез. За повозкой неслись, быстро настигая, шестеро мужчин с саблями в руках. Без доспехов, двое вовсе голые до пояса, только на голове цветные тряпки, грязные и оборванные, как все в этой стране, если не считать тех, кто сидит наверху.
– Водан! – вскричал Олаф страшным голосом.
Викинг был похож на разъяренного бога войны, но всадники не сбавили бешеного бега, только двое чуть подали коней в его сторону. Владимир быстро выхватил лук, торопливо набросил и натянул тетиву, пальцы привычно выхватили стрелу.