Князь Владимир

– Меня сбили с толку ваши плащи странников, – сказал Филемут. – Этериоты всегда ездят в полном своем блеске! К тому же вас двое, а я ждал одного…

– Ждал? – спросил Владимир.

Филемут кивнул:

– Судя по описанию, тебя. Это я отправлял письмо Могуты. Он же велел встретить и отвезти в имение. Но сегодня утром вид у него был… смущенный. Сказал, что зря тебя вызвал, что это лишь предание, в которое при свете дня сам не верит. И что нет данных, где искать сокровище.

Олаф торопливо осушил свою чашу, заорал понимающе:

– Я ж говорил!.. Если бы все так просто, он бы сам успел!.. А если копать так уж трудно, то у него есть и понадежнее ребята, чем ты!

Он захохотал. Владимир пожал плечами:

– Мы проделали дальний путь.

Филемут с готовностью достал мешочек. Судя по тому, как оттягивал руку, в нем было золото.

– Это не все сокровище, – сказал он, улыбаясь, – но здесь достаточно, чтобы проехать до Багдада и обратно. И останется, чтобы упоить всю казарму. Могута посылает это с извинениями.

Олаф одобрительно хрюкнул. Владимир принял, взвесил на ладони:

– Все в порядке. Мы не в обиде.

Филемут поднялся, улыбался с облегчением. Беседа с этериотами всегда чревата бедой: солдаты императора жестоки и своевольны.

– Слава базилевсу!

– Слава, – буркнул Олаф.

Когда он ушел, Владимир высунулся из окна, провожал взглядом. Темнело, Олаф зажег светильник. Владимир тут же отпрянул в тень.

– Шлюшек высматриваешь?

– Размечтался, – буркнул Владимир.

– А кого?

– Смотрю, с какой стороны залезут к нам ночью.

Олаф поперхнулся вином:

– Зачем? Отобрать деньги обратно?

– Нет, добавить еще, – огрызнулся Владимир.

Олаф в задумчивости почесал голову:

– А чего ж он сразу… А, чтобы удивить нас? Мы просыпаемся, а на столе вместо мешочка – два! С ума рухнемся.

Глава 40

Город постепенно успокаивался, огоньки светильников гасли, как светлячки после спаривания. Простучали копыта запоздалого всадника, с пьяным криком вывалился последний гуляка, захрапел в канаве. Лениво взгавкивал вдалеке пес.

Владимир вдвинул ножку табуретки в дверную ручку, подергал. Олаф сказал насмешливо:

– Всякий, кто захочет войти, должен стучать достаточно громко. А в окошко влетит разве что летучая мышь!

– У тебя в кувшине еще что-то осталось?

– Для тебя берег, – сказал Олаф гордо.

– Хорошо. Ты все равно не заснешь, пока на дне не станет сухо, как в пустыне, где Моисей сорок лет блудил в поисках выхода… Ты и сторожи первым. Я сменю.

– Добро, – откликнулся Олаф радостно. Сильнее всего сон одолевает под утро, к тому же и кувшин остается в его полном распоряжении. – Комар не пролетит, майский жук не прожужжит, муравль не проползет…

Владимир лег, укрылся легким одеялом. Ночь была жаркая, но присутствие моря ощущалось свежестью и волнами прохлады, их только к утрецу вытеснит настоянный на цветах теплый пряный воздух. На улице было темно и тихо.

Олаф поставил кувшин рядом со своим ложем, чтобы совершать возлияние возлежа, как он сообщил, подобно римским цезарям, но вместо бульканья Владимир услышал храп. Похоже, в тесной комнате появился еще и конь, только храп был не отрывистый, а нарастал как морской прибой, усиливался и поднимался до победного грохота, затем обрушивался на берег… а здесь на противоположную стену, распластывая по ней Владимира, превращался в львиный рык, затем резко обрывался, и наступала короткая пугающая тишина, какая бывает только перед надвигающейся грозой…

Владимир нехотя поднялся, кончиками пальцев деликатно сдавил слабый огонек светильника. В полной темноте вернулся не к постели, а сел в угол, начал прислушиваться.

За окном была полнейшая тишина. За дверью очень не скоро послышались тяжелые шаги. Кто-то ступал медленно, что-то бормотал. Шаги затихли перед дверью. Ручка дернулась, затем голос проревел ругательство, шаги сдвинулись дальше. Опять слышалось бормотание, ругань, наконец Владимир услышал, как со скрипом отворилась дверь в соседнюю комнату. Постоялец ввалился с шумом, пинком отправил дверь обратно. Та стукнулась так, что наверняка проснулись нервные женщины и богатые купцы даже в Царьграде.

Слышно было, как бурчит, сопит, ругается. Затем стена вздрогнула от удара. Сапог, понял Владимир. Он ждал, насторожившись, но второго удара не последовало. Постоялец сопел, кряхтел, потом начал стихать. Владимир, сжавшись в комок, ждал, наконец ощутил со злостью, что сейчас не выдержит, выбежит в коридор и ворвется к гуляке с криком: «Да бросай же, черт тебя забери, и второй сапог!»