Князь Владимир

Владимир кивком подозвал Тавра:

– Приготовь грамоту ромейским императорам! Шлем пожелания и все такое… потом сообщи про этих головорезов. Подай так, что это именно мы, зная, как отчаянно империя нуждается в наемниках, прямо от сердца оторвали нужных и самых лучших воинов… Все-таки мы связаны какими-то договорами о взаимопомощи!

– Мы? – удивился Тавр.

– Ярополк что-то там договаривался, – бросил Владимир досадливо. – Но пусть ромеи думают, что мы подтверждаем договор.

– А мы подтверждаем?

Владимир подумал, двинул плечами:

– Почему нет? Нам с ними делить нечего… пока.

– Все отпишу, – пообещал Тавр.

– А потом обязательно добавь, чтобы после окончания срока службы не возвращал их через наши земли. Ромеи пусть жалуют в наши земли, они хоть подлые и хитрые, но законы чтут, а викинги – что лютые звери…

Тавр усмехнулся:

– Это будет труднее. То отрываем от сердца, то просим не возвращать…

– Сумеешь, – отмахнулся Владимир. – А ромейский базилевс, если хочет дружить с нами по-прежнему, сделает по-нашему. Ежели отпустит викингов этим путем, то напакостит не так уж и сильно, мы будем готовы, зато с нами дружбу потеряет, а врага обретет!

– И еще, – хлопнул себя по лбу Тавр. – Послать бы вдоль всего пути викингов гонцов. Пусть города и веси будут настороже! Не захватили бы по дороге.

Владимир ударил его по плечу:

– Сделай от моего имени. От имени нового великого князя! Радетельного и заботливого.

Глава 19

Викинги грузились на ладьи и драккары. Стены города все еще были усеяны лучниками, в открытых воротах толпились вооруженные до зубов воины малой и большой дружины. Вдоль стен стояли на солнышке угрюмые воины воеводы Панаса.

Викинги скрипели зубами. Ворота распахнуты настежь! Город можно бы взять, как брали подобные по всей Западной Европе, если бы удалось захватить врасплох. Но сюда стянуты почти все силы русов. Сейчас можно взять голыми руками, если ворваться через северные ворота. Но и к тем воротам незаметно не перебросить отряды в обход. Русы заметят, следят за каждым шагом, тут же пошлют через город по прямой столько воинов, сколько надобно…

Уже каждому понятно, что не случайно воевода Панас разместил тогда целое войско перед воротами их терема и на площади. Не случайно и сейчас усиленная стража бдит за всеми перекрестками улиц, лучники торчат на стенах, а отборная дружина обливается потом под жарким солнцем прямо перед воротами.

Но все делают вид, что ничего не случилось. Расстаются боевые друзья, викингам завидуют вслух, желают удачи, богатств. Викинги хмуро огрызались. Русичам притворствовать легче, а викинги в проигрыше, у них лица темнее туч.

– Попытаем счастья в Царьграде, – говорил Ингельд, голос его звучал натужно, глаза за одну ночь ввалились, под ними повисли желтые круги. – Ромейский двор богат, а трудности там велики… Бунты, претенденты на престол, натиск болгар… А ромеи воевать любят чужими руками!

Викинги хриплыми голосами отвечали, но в их лицах ярл читал свое сокрушительное поражение. Викинг не боится быть убитым в бою. Кто падет с мечом в руке, уходит в небесную дружину Одина. Но сейчас они чувствовали себя так, словно их выпороли и вдобавок вытерли о них ноги.

– Ромеи вообще не умеют воевать! – выкрикнул Ингельд, стремясь поднять дух. – Ромейские мужчины слабы, как женщины!

Викинги одобрительно кричали хриплыми испитыми голосами. Но дружинники начали почему-то хмуриться, некоторые словно бы искали кого-то глазами. Наконец их ряды раздвинулись, вперед вышел смуглокожий дружинник с кудрявой бородкой. Он был выше среднего роста, неплохо сложен, в легких пластинчатых доспехах. Темные, как спелые маслины, глаза взглянули с затаенной ненавистью.

– Я ромей, – произнес он негромко, но услышали даже викинги на драккаре.

Ингельд с высоты своего громадного роста уставился насмешливо, словно увидел говорящего осла:

– Ты? Надо же! Уж не хочешь ли сказать, что я не прав?

– Хочу.

– Значит, я лжец? – продолжал допытываться Ингельд. Голос был веселым, почти радостным. Наконец-то нашел, на кого выплеснуть ярость. Рассечь человеческую плоть, чтобы кровь брызнула на губы, ощутить ее соленый вкус на губах!

– Лжец, и самый подлейший, – ровным голосом сказал дружинник, назвавшийся ромеем, – но ты еще можешь взять свои слова обратно.

Ингельд все еще забавлялся:

– А если нет?