Чингисхан: Неизвестная Азия

И возвращаться домой отказывался напрочь, поскольку… гуннские обычаи устроены не в пример справедливее, нежели в Византийской империи. Византийцы терпят многочисленные обиды от власть предержащих: налоги до того чрезмерные, что после приезда сборщиков податей разоряются не только целые деревни, но и города. Законы имеют равную силу не для всех, «если нарушающий закон очень богат, то несправедливые его поступки могут остаться без наказания, а кто беден и не умеет вести дел своих, тот должен понести налагаемое законом наказание, если не умрет до решения своего дела, потому что тяжбы тянутся весьма долго и на них издерживается множество денег… обиженному не оказывается правосудия, если не даст денег судье и его помощникам».

Одним словом, наш грек нисколечко не жалел, что остался жить у «варваров» — у них-то законы как раз справедливые и правильные, и при надлежащем их соблюдении на жизнь пожаловаться грех. Нет ни бюрократии, ни налогового беспредела, ни продажных судей… Сравнение, как видим, далеко не в пользу «цивилизованного» народа. И это понятно: у степных народов, которых высокомерно именуют «азиатскими дикарями», испокон веков жизнь была устроена на гораздо более справедливых началах. Их законы попросту отличались от «цивилизованных» европейских, вот и все. Причем отличались в лучшую сторону. Приск, кстати, по его воспоминаниям, потратил немало сил, убеждая бывшего земляка, что византийские законы все же составлены очень мудро — но тот упрямо твердил: законы, конечно, хорошие, вот только те, кто проводит их в жизнь, — сволочь первостатейная… Так и остались при своем.

Но вернемся к описанию дворца Аттилы. «Внутри ограды было много домов: один выстроен из досок, красиво соединенных, с резной работой; другие из тесаных и выровненных бревен, вставленных в брусья, образующие круги». Полы устланы шерстяными коврами (наверняка собственного изготовления, вспомним пазырыкские), помещения украшены занавесями (опять-таки собственной работы — Приск видел, как их расписывали узорами), надлежащей мебелью. Никакой дикости, никто не сидит на полу, не жрет мясо с коврика…

Иногда попадаются утверждения, что гунны-де за каких-то двадцать лет превратились из диких кочевников в относительно цивилизованных людей, «переняв» обычаи завоеванного ими местного населения. Только местное население, вот беда, совершенно не имело традиций деревянного зодчества. Так что гунны принесли свое умение с собой. В их поселениях, кстати, обнаруживаются, как и следовало ожидать, остатки кузниц и прочих ремесленных мастерских. А как же иначе, если на войну гунны отправлялись в весьма совершенных железных доспехах, с железным оружием?

Словом, перед нами — описание полноценного государства. О чем, кстати, пишет и упоминавшийся уже Мовсес Хоренаци (Моисей Хоренский), описывая державу гуннов как стабильное образование, не имеющее ничего общего с ордами диких кочевников.

Между прочим, отец Аттилы Роас (Руа) точно так же обитал в красивом деревянном дворце — и имел титул «римского полководца». А сам Аттила получил неплохое образование, владел латынью и греческим…

И наконец, гунны, в отличие от языческой большей частью Европы (где поклонялись камням, деревьям и холмам, сплошь и рядом принося человеческие жертвы), были приверженцы единого бога — древней религии Тенгри.

С тенгрианской верой до сих пор многое неясно — очень уж старательно ее пытаются порой сводить к примитивному шаманизму, меж тем она загадочным образом имеет много общего с христианством…

Символом Тенгри на знаменах Аттилы был крест (а впрочем, полезно напомнить, что само слово «хоругвь» происходит от тюркского «хоруг» — «стяг», «знамя» и переводится как «защита», «покровительство»). Собственно, Тенгри — это «небо». Но небо, если можно так выразиться, не обычное, прозаическое, с облаками и дождем, а духовное: верхний мир, иная реальность, дух Вселенной. В то же время Тенгри — небесный дух-хозяин, бог-отец.

До сих пор нет внятных объяснений по поводу чрезвычайного сходства тенгрианских обрядов с христианством. Дело не ограничивается символом-крестом. В каноны тенгрианства входило крещение водой (с полным трехкратным погружением). Самым большим праздником считалось Богоявление, когда после зимнего солнцестояния день начинает прибывать, и Тенгри является миру. По некоему странному совпадению, праздник приходится на 25 декабря — как и католическое Рождество. Интересно, что у тенгрианцев полагалось в этот день приносить домой елку.