Басилевс

Подойдя ближе, он все так же молча поклонился и, потупив взгляд, застыл в смиренном ожидании приказов и вопросов своей повелительницы.

Царица некоторое время с пристальным вниманием рассматривала согбенную фигуру евнуха. От нее не укрылось, что Амфитион был чем-то взволнован, хотя и не подавал виду. По тому, как он бесцеремонно выпроводил служанку, Камасария Филотекна поняла, что ее верный соглядатай и наперстник принес нечто очень важное, не предназначенное для посторонних ушей.

– Тебе не кажется, что ты несколько превышаешь свои полномочия? – мягко, но с нажимом сказала царица. – Служанка – не царская раба и, кроме того, здесь повелевать имею право только я.

– Прости и помилуй, о мудрая, – евнух исподлобья сверкнул глазами, но в них однако не было и намека на раскаяние, а сквозила злобная радость. – Я просто выполнил твой приказ, и то, что я узнал, требует немедленного отчета и твоих высочайших повелений.

– О чем это ты? – недоуменно спросила Камасария Филотекна.

– Тот юнец, на кого ты обратила внимание возле святилища Матери Кибелы… – Амфитион сделал многозначительную паузу и закончил – уже выпрямившись и с торжеством: – Скифский лазутчик!

– Гиппотоксот? – наконец вспомнила царица. – Значит, я была права, – довольно хихикнула она. – Но причем здесь мои повеления? Возьмите его под стражу, пока не вернется спирарх Гаттион, а он уж знает, что делать с такими… – она снова хищно ухмыльнулась.

– Не все так просто, о блистательная и многомудрая, потому я и пришел, – нахмурился евнух. – Этот лазутчик – лохаг гиппотоксотов, назначенный самим царем. Он – наездник, выигравший первый приз на недавних скачках.

– Наездник? – Камасария взволнованно заерзала на скамье, покрытой барсучьими шкурами – только теперь до нее дошло, почему евнух не осмелился сам принять решение и взять под стражу скифского лазутчика. – Лохаг… – она не выдержала пристального взгляда наперсника и отвернулась, лихорадочно пытаясь сообразить, что ответить евнуху.

– И это еще не все… – поколебавшись, продолжил Амфитион. – Если мои сведения верны, то сей юнец – скифский царевич Савмак, сын царя Скилура.

Царица вдруг почувствовала, что ей стало не хватать воздуха; холодный пот оросил чело, сердце забилось быстро и неровно. Она вперила очи в хитрую физиономию евнуха, смотревшего на нее, как почему-то показалось Камасарии, с высокомерным презрением. Ей почудилось, что он стал даже выше ростом, значимей. Волнение постепенно превращалось в гнев, и царица надменно вскинула голову. Заметив ее состояние, Амфитион выдавил елейную улыбку и подобострастно склонился.

– Если то, что ты здесь мне наговорил, правда – награжу, – жестко отчеканила царственная старуха. – Если ложь – берегись…

От ее ледяного голоса по телу евнуха пробежала дрожь. Он достаточно хорошо знал свою повелительницу, чтобы хоть на миг усомниться в ее словах – Камасария была злопамятна и временами по-варварски жестока. Призрак царского эргастула с окровавленными крючьями дыбы замаячил перед мысленным взором Амфитиона, и он едва не рухнул на колени, чтобы молить о пощаде.

Но Камасария Филотекна, выдержав многозначительную паузу, следующими словами удержала его от отчаянного порыва:

– Возьми, – она сняла с руки и протянула евнуху перстень-печатку с изображением древней тамги Спартокидов. – Найдешь лохага спиры Ксебанока и прикажешь от моего имени тайно взять этого гиппотоксота и заключить в подземелье. Смотри – тайно! Этого не должен знать не только стратег аспургиан, но и сам царь. Иди! Да поторопись…

Теперь Камасария вспомнила, откуда ей был знаком облик юноши, встреченного у святилища Кибелы. Много лет назад, когда жившие в Таврике скифы были побеждены сарматским племенем роксолан во главе с их царицей Амагой, в Пантикапей прибыл с небольшим посольством юный красавец-варвар, чтобы заключить мир с Боспором и заручиться поддержкой эллинов-колонистов в предстоящей битве с союзом сарматов. Юный номад был не по годам умен, проницателен и любвеобилен. Не одна пантикапейская прелестница разделила с ним ложе, пока шли переговоры. Не устояла перед ним и сама царица. Правда, тогда она была молода и глупа, и не понимала, что для мужчины-воина женщина, как глоток воды: утолил жажду – и к новому роднику. Договор был подписан, и юный красавец исчез в своих степях, даже не попрощавшись. Оскорбленная Камасария поклялась когда-нибудь отомстить ему за такое пренебрежительное отношение к своей персоне. И этим юным номадом был скифский царь Скилур…