Придон

Тулей привстал, лицо снова начало багроветь, захрипел в ярости, в бессилии рухнул обратно. Обе руки снова рванули за ворот, прорычал хрипло:

– Возвысило? В цепях и с колодкой на шее? Я же отобрал у него звание бера, отобрал дворец, земли, имя, честь!..

– Ваше Величество, – сказал Барвник умоляюще, с испугом, – я разве спорю? Я говорю о том, что случилось. А случилось, что эти цепи и колодка его ничуть не сделают ниже. Наоборот, чем тяжелее на нем цепи, тем выше его слава.

– Ну-ну, – сказал Тулей сипло, – посмотрим, как станет выше, если укоротим на голову. Сейчас палач повел его во двор…

Барвник побледнел, чаша выпала из его рук, без стука ударилась о ковер и покатилась, оставляя за собой темную от вина дугу.

– Ваше Величество, – прошептал он. – Ваше Величество… Если Дуная казнить, то этим вы разрушите всю Куявию! Если его голова скатилась с плеч, считайте, Куявия уже обречена. Ей остались считаные дни. Ровно столько, чтобы артанским коням доскакать до самых дальних уголков страны.

Тулей еще смотрел выпученными глазами, краска медленно сходила с вытянувшегося лица, а Щажард, еще ничего не поняв, но быстрый на решения, в три коровьих прыжка подскочил к окну, высунулся чуть ли не до пояса, заорал, срывая голос:

– Стража!.. Стража!.. Немедля во внутренний двор!.. Остановить казнь!.. Если с головы Дуная упал хоть один волос, я вас сам…

Тулей перевел дыхание, Щажард еще кричал, жестикулировал, внизу послышался топот ног и звон железа. Наконец Щажард повернулся от окна, лицо бледное, дыхание вырывалось тяжкое.

– Молю богов, – сказал он торопливо, – чтобы… он был еще жив. Барвник, что ж ты молчал?

– А кто ж знал, – огрызнулся Барвник, – что вы не только его уже поймали, а еще и осудили! Как быстро! Будто не тцар с первым человеком в стране, а пастухи Артании! Да как вы могли? Вот так, сразу на плаху…

Тулей поморщился:

– Говори, что… Нет, лучше молчи. Я все равно ничего не услышу. Эй там!.. Бегите во двор, узнайте насчет Дуная. Если жив, приведите… нет, он еле ходит, принесите на руках!

Барвник вскинул ладонь. Худое лицо было бледным и решительным. В глазах таился страх.

– Ваше Величество! Достаточно и того, если он еще жив. Думаю, вам лучше узнать всю страшную правду. Пока без Дуная. И решить, что делать. Ибо Куявия попала в страшную ловушку.

Тулей проворчал:

– Как будто она и без Дуная в счастье купается! Стража, узнайте, успел ли мой быстрый Щажард остановить казнь. И ждите там. Вместе с ним, Дунаем.

Щажард бросил вдогонку:

– Если его казнили, сразу же скажите.

– Да-да, – сказал Барвник торопливо, – тогда нам придется искать что-то другое… хотя ума не приложу! Везде только гибель Куявии.

Стражи исчезли за дверью, слышен был топот тяжелых сапог. Барвник заговорил раньше, чем Тулей вперил в него налитые кровью глаза:

– Если Дунай погибнет от топора палача, то этот же топор перерубит и ту непрочную нить, на которой висит вся Куявия. Странным образом жизнь Дуная оказалась связана с судьбой нашей огромной страны. Раньше он был просто Дунай, здоровый тупой бык… это я уже говорил, а теперь он как бы часть души Куявии. Да, Ваше Величество, даже у Куявии есть душа, не только у Артании! Он своим поступком поднялся на тот… на те… в общем, жизнь и смерть таких людей влияет на судьбы стран.

Тулей прорычал злобно:

– Каких?

– Таких, – ответил Барвник тихо, но в голосе старого мага звучала непривычная твердость. – Ваше Величество, не только тцары поворачивают страны, ведут их к жизни или к смерти.

Тулей погрузился в молчание, лицо дергалось, не то завидовал, не то ревновал, а то и просто пытался понять умные речи, а Щажард сказал неожиданно:

– Ты говоришь туманно, как все вы, чародеи, но, кажется, я понимаю.

– Я – нет, – отрезал Тулей. Барвник виновато съежился, Тулей поморщился, кивнул. – Но ты говори, говори. Перед вами я могу показывать свою дурость, верно?

– Верно, – ответил Барвник со вздохом облегчения. – Верно, Ваше Величество. Только полный дурак никогда не признается в своей дурости! А вы, Ваше Величество, не совсем уж и полный… Хотя, конечно… Словом, иногда люди к величию идут очень долго, вот как вы, Ваше Величество, идете и идете, идете и идете, идете и идете… когда-нибудь, лет через триста, гм… а некоторым удается вот так сразу! Через поступок. И не угадать, какой нужен поступок, иначе бы все стали великими людьми, подвижниками, героями. Над Дунаем смеялись, всю его скорбную дорогу забрасывали лошадиным пометом, огрызками, но все же он как-то задел что-то в куявах…