Обреченный убивать

Я промолчал. Уж коль тут в почете немногословие, то я тем более никогда не отличался словесным поносом. – Однако, для смертника вы неплохо держитесь, Карасев.

Подобие улыбки на мгновение осветило строгие, будто высеченные из камня черты лица хозяина кабинета, и тут же спряталось в плотно сомкнутых губах.

– Мне это нравится. Надеюсь, у нас вы приживетесь достаточно безболезненно.

– Извините, но я пока ничего не понял, – решился я наконец прояснить ситуацию. – Кто вы и зачем я вам нужен?

– Резонный вопрос. – Он достал из папки какие-то бумаги. – Первую его часть мы опустим – вам это не суть важно, да и знать незачем, – а вот что касается второй… – Его черные глаза стали мрачными, как грозовая ночь. – Вы будете участвовать в спаррингах на ринге с нашими воспитанниками. Здоровье у вас отменное, возраст подходящий, силы не занимать, ну а прошлое… в самый раз.

– Короче говоря, вы предлагаете мне стать живым мешком, чтобы цедить мою жизнь по капле до самого скончания. – Я произнес эти слова спокойно, но внутри у меня все забурлило от проснувшейся ярости. – Я не согласен. Я приговорен к высшей мере и по нашим законам имею полное право на быструю смерть.

– Вы уже мертвы, Карасев, – с иронией в голосе сказал он и протянул мне машинописный листок с подписями и печатью. – Здесь заключение о вашей кончине с указанием места захоронения. – Да, если верить тому, что здесь написано, то меня уже нет.

Прочитав фразу "Приговор приведен в исполнение", я с омерзением бросил бумаженцию на столик.

– Но мне на эти штучки наплевать. Никто не заставит меня быть гладиатором.

– Гладиатором? Прямо в яблочко, Карасев. Только это название давно устарело. Еще со времен ЧК. У нас такие люди, как вы, называются по-иному.

– Называйте их, как хотите, но меня среди них вам пристроить не удастся.

– Нет, положительно вы мне симпатичны, Карасев. У вас есть все, что здесь нужно: характер, воля, умное упрямство… Ну, ладно, оставим эмоции. Я буду предельно конкретен. Поскольку в списках живых вы уже не числитесь, то большего выбора я вам предложить не могу. Один вариант мы уже обсудили. И он вас не устроил. Есть еще и второй… смею вас уверить – абсолютно дерьмовый. На вашем месте, я бы выбрал первый. Понимаете, Карасев, моей вины в том, что вы попали именно к нам, нет, и я всего лишь выполняю свои служебные обязанности. Мы – мужчины и будем смотреть правде в глаза: вы получаете великолепный шанс продлить себе жизнь.

– Зачем? Мне она в тягость.

– Вы редкий экземпляр, Карасев. А потому мне не хочется на нашем разговоре ставить точку. Конечно же вам понятно, что я сейчас могу принять и другое решение. Если вы и дальше будете упорствовать в своем стремлении с легкостью быстро и безболезненно попасть в мир иной, то я вам скажу, что такую милость нужно заслужить. Нет, не у власть имущих, а у кое-кого другого, повыше рангом.

– Что такое "второй вариант"?

– Я мог бы о нем и не говорить. Это служебная тайна, которую знают очень немногие. Даже я не принадлежу к их числу, но такая уж у меня профессия – знать все и даже больше, чем все. Если я сейчас вот на этой бумаге напишу "Непригоден", то вы попадете в специальное медицинское подразделение. Чем они занимаются, говорить не будем. Но вы будете там гнить, что называется, до последнего вздоха, годами. Мучительно, страшно и недостойно такого крепкого парня, как вы. Живого материала у них мало, так что все, что им попадается, используется на полную катушку. А может, вам нравится, когда из-под вас молоденькая медсестра достает судно? – Нет!

Этот возглас вырвался у меня совершенно непроизвольно – картина, нарисованная этим пожирателем человеческих душ, была и впрямь впечатляющей.

– Я так и думал. Поразмышляйте до завтра, что лучше: иметь великолепные, почти гражданские условия с хорошим питанием, полноценным отдыхом и даже тренировками, или днями лежать привязанным к кушетке с банкой физраствора над головой. Скажу больше – у нас вы имеете шанс прожить долго, практически до старости. Вы уже знакомы с тем человеком, который доставляет вам пищу? Вот он один из таких. Но за это нужно побороться. Идите.

Я вышел из кабинета как сомнамбула. Разговор с Виленом Максимовичем (впрочем, я сильно сомневался, что это его настоящее имя) погрузил меня в состояние заторможенности и бессильного отчаяния.

Получается так, что я не волен без спецразрешения даже умереть. Может, броситься на колючку? – подумал я, проходя мимо проволочного заграждения. Судя по изоляторам, она под напряжением.