Святыня

– Вот смеют же.

* * *

Когда через три минуты зазвонил телефон, я схватил трубку после первого же сигнала.

– С деньгами туговато стало, мистер Кензи?

– Когда и где, Мэнни?

Он хохотнул:

– О, судя по всему – как бы это выразиться? – вы сникли, мистер Кензи.

– Когда и где? – повторил я.

– На Прадо. Знаете, где это?

– Знаю. Когда?

– В полдень, – сказал Мэнни. – Ноль-ноль. Хе-хе.

Он повесил трубку.

Все в этот день словно сговорились вешать трубку, прерывая разговор со мной. А ведь еще и девяти утра нет.

10

Четыре года назад, когда по окончании особо прибыльного дела касательно мошенничества страховой компании и служебных злоупотреблений я на две недели отправился в Европу, меня все время удивляло, насколько маленькие поселки в Ирландии, Италии, Испании напоминают Бостонский Норт-Энд.

В Норт-Энде сходили с корабля и ставили на землю чемоданы последовательно несколько волн иммиграции. В результате евреи, а затем ирландцы, а потом и итальянцы стали считать этот район своим домом и придали ему европейский колорит, который и сохранился до настоящего времени, – мощенные булыжником узкие улочки извиваются, пересекаясь и сплетаясь в тугой узел на пространстве столь малом, что в других городах его и кварталом посчитали бы с натяжкой. Однако здесь район этот вмещает в себя огромное количество однотипных домов из красного и желтого кирпича, улучшенных и отреставрированных исторических зданий, причудливых строений и складов из железа и гранита, и все это отвоевывает себе место, громоздясь и наползая друг на друга добавочными этажами там, где единственной возможностью выжить становится карабканье вверх. Поэтому на месте прежних мансард теперь вырастают кирпичные и дощатые надстройки, а между пожарных лестниц и обрамленных резными решетками «патио» все еще сушится белье на веревках, а понятие «двор» звучит экзотикой, не меньшей, чем «место для парковки».

Однако где-то в тесноте этого самого тесного района в теснейшем из городов за Старой Северной церковью сохранилась роскошная имитация итальянской «пьяццы», которая носит название «Прадо», но известна также как «аллея Пола Ре-вира» – не только благодаря своей близости к церкви и дому Ревира, но и потому, что в начале Ганновер-стрит возвышается конная статуя Ревира работы Даллина. В центре Прадо бьет фонтан, окруженный постаментами с табличками, рассказывающими о подвигах Ревира, Доуэса, других участников Американской революции и прочих выдающихся, но менее известных обитателей Норт-Энда.

В полдень, когда мы прибыли на площадь со стороны Юнити-стрит, температура подскочила до сорока, и грязный снег, забившийся в трещины булыжников и щербинки известковых плит на скамьях, растаял, превратившись в лужи. Ожидавшийся в тот день снегопад из-за потепления обернулся моросящим дождичком, и на Прадо не было ни туристов, ни прогуливающихся здесь в свой обеденный перерыв местных обитателей.

Возле фонтана нас поджидал только Мэнни и с ним еще двое. Последних я узнал – накануне вечером они стояли слева от нас, когда я и Джон разбирались с Ларжантом, и хотя ростом ни тот, ни другой не могли тягаться с Мэнни, маленькими их обоих назвать было никак нельзя.

– Видимо, это и есть очаровательная госпожа Дженнаро, – сказал Мэнни, зааплодировав при нашем приближении. – Мой друг благодаря вам, мэм, заработал несколько шрамов на голове, никак его не украшающих.

– Фу-ты ну-ты, – сказала Энджи, – извините.

Подняв брови, Мэнни переглянулся с Джоном:

– Эта пигалица еще позволяет себе иронизировать, да?

Стоявший возле фонтана Джон повернулся к нам лицом. Нос его был крест-накрест перебинтован, вокруг глаз у него вспухло и почернело.

– Простите, – сказал он, выходя из-за спины Мэнни, и ударил меня по лицу.

В удар этот он вложил такую силу, что даже подпрыгнул, но я увернулся, отступив назад, и висок мой пострадал раза в два меньше, чем было запланировано. В целом удар был не из удачных – пчела и та кусает больнее.

– Ну а еще чему учила тебя матушка, кроме как боксировать, а, Джон?

Мэнни загоготал, и два других парня тоже хихикнули.

– Смейся, смейся, – сказал Джон, наступая на меня. – А я теперь все твои секреты знаю, Кензи!

Я пихнул его, дав ему сдачи.

– Так, значит, это и есть твой идиот компьютерщик, Мэнни?

– Ну, он не главный, мистер Кензи.

Мне еще не приходилось испытывать, как бьет Мэнни. В мозгу у меня что-то сильно взорвалось, все лицо мое онемело, и я вдруг понял, что сижу на мокром булыжнике.