Святыня

И все же подвигла нас на это жадность. А если взялся за работу из жадности, чего уж особенно кипятиться, когда твой работодатель оказывается лжецом. Сам-то ты больно хорош.

Но ведь не одна же жадность играла тут роль. Согласились мы и потому, что Энджи вдруг увидела в Треворе Стоуне родственную душу, поглядела на него так, как смотрит один перенесший утрату на другого, такого же. Она пожалела страдальца, как пожалел его и я. А все оставшиеся у меня сомнения развеялись, когда Тревор Стоун показал мне свое святилище, храм, сооруженный в честь пропавшей дочери.

Но было ли то святилищем? А?

Он окружил себя фотографиями Дезире вовсе не из необходимости верить в то, что она жива. Он заполнил комнату ее изображениями, чтобы подпитывать свою к ней ненависть.

Вновь и вновь мой взгляд на предшествующие события претерпевал изменения, трансформировался и видоизменялся, и так до тех пор, пока я не осознал, как глупо было доверять моим первоначальным инстинктивным поползновениям.

Черт бы побрал это дело!

– Энтони Лизардо, – выговорил я наконец.

Он молча прожевал кусок сандвича.

– Что – Энтони Лизардо?

– Что с ним произошло?

– Тревор его кокнул.

– Каким образом?

– Подмешал кокаин в пачку сигарет, а приятель Лизардо – как бишь его? – Дональд Игер. Так вот, этот Игер оставил эти сигареты в машине Лизардо в тот вечер, когда они отправились на водоем.

– Что же, – сказала Энджи, – там в кокаине стрихнин был или еще что-нибудь?

Джей покачал головой:

– У Лизардо была аллергия на кокаин. Однажды, когда он еще ухаживал за Дезире, на студенческой вечеринке он потерял сознание. С ним тогда впервые случился сердечный приступ. И это был первый и единственный случай, когда он сдуру попробовал кокаин. Тревор знал эту его особенность, вот и начинил сигареты кокаином, а остальное вам известно.

– Но зачем?

– Зачем было Тревору убивать Лизардо?

– Да.

Джей пожал плечами:

– Некоторым бывает нелегко смириться с присутствием в жизни дочери другого мужчины.

– И потом он же нанял вас ее убить? – сказала Энджи.

– Угу.

– И опять, – сказала Энджи, – зачем?

Джей сделал большие глаза.

– Да не знаю я! И что...

– Неужели она не поделилась с вами, Джей? То есть вы хотите сказать, что были с нею в последние недели и она не имела понятия о том, по какой причине ее отец может желать, как бы это выразиться, ее физического устранения?

– Эндж, если она и имела об этом понятие, – сказано это было громко, веско, – то она не пожелала со мной это обсуждать, теперь же она уже за гранью такой возможности.

– Я очень об этом сожалею, – сказала Энджи, – но все же мне хотелось бы больше прояснить мотивы, заставившие Тревора желать смерти дочери, и только тогда я смогу в это поверить.

– Черта ли рассуждать о мотивах, – прошипел Джей. – Почем я знаю? Потому что он рехнулся, потому что его донимает рак и мозги у него тронулись. Почем я знаю? Факт тот, что он хотел ее смерти. – Он смял в руке незажженную сигарету. – И теперь она мертва. Он ли подослал убийцу или нет, но она мертва. И он за это заплатит.

– Джей, – мягко сказал я, – крепитесь. Вернемся к началу истории. Вы отправились на выездную сессию «Утешения в скорби» в их приют в Нантакете, после чего исчезли. Что произошло в промежутке?

Несколько секунд он не спускал с Энджи серьезного взгляда, потом перевел его на меня.

Я несколько раз поднял и вновь опустил брови.

Он улыбнулся своей прежней улыбкой, став вдруг прежним Джеем. Обежав глазами закусочную и одарив одну из медицинских сестер застенчивой улыбкой, он опять вперил в нас взгляд.

– Ну, садитесь, дети, в кружок. – Он стряхнул с ладоней крошки, откинулся в кресле. – Давным-давно, в мире, непохожем на наш...

21

«Убежище» для пациентов степени пятой, где проводились выездные сессии «Утешения», представляло собой девятикомнатный тюдоровской архитектуры особняк, примостившийся на скалистом утесе над Нантакетским проливом. В первый день всем участникам надлежало принять участие в совместном сеансе «очищения», во время которого пациенты попробовали бы освободиться от коконов негативной ауры (или же в терминологии «Утешения в скорби» от «отравляющей их жизнь неконтролируемой сознанием депрессии»), углубившись в откровенный анализ своего душевного состояния и в те события, которые это состояние вызвали.