Святыня

– Как?

– Ты дверцу открыть не можешь?

Джей изогнул шею, пытаясь найти ручку.

– Мне никогда еще не случалось висеть в машине вниз головой, знаешь ли.

– А я никогда еще не свисала с моста на высоте трехсот метров над водой, – сказала Энджи. – Так что мы квиты.

– Я нащупал ручку, – сказал он.

– Теперь толкни дверь, открой ее и тянись к моей руке, – сказала Энджи, и тело ее слегка качнулось от ветра.

Щурясь от дождя, проникавшего в окошко, он надул щеки, затем выдохнул воздух.

– Мне кажется, что если я двинусь хоть на дюйм, эта хреновина опрокинется.

– Надо рискнуть, Джей! – Ее рука чуть не выскользнула из моей, я сжал ее руку, и пальцы Энджи опять впились в меня.

– Ага, – отозвался Джей, – однако скажу тебе, я...

Машина накренилась, и вся махина моста громко скрипнула; на этот раз звук был пронзительно высокий, отчаянный, как крик, и поврежденный цемент, удерживавший машину, стал крошиться.

– Нет, нет, нет, – сказал Джей.

И машина рухнула с моста.

Энджи вскрикнула и отпрянула от машины, когда покоробленное металлическое кольцо задело ее плечо. Я сжал изо всех сил ее руку и перетащил ее, брыкающуюся в воздухе, через ограждение.

Прижавшись лицом к моему лицу и обвив рукой мою шею, с колотящимся о мои бицепсы сердцем, которому вторило, громыхая мне в уши, мое собственное колотящееся сердце, она глядела вместе со мной на то место, куда рухнула машина Джея, рухнула, пронесясь сквозь струи дождя, и исчезла в темноте.

25

– С ним будет все в порядке? – спросил инспектор Джефферсон у фельдшера, трудившегося над моим плечом.

– У него повреждена скапула. Может быть, перелом. Без рентгена сказать трудно.

– Что повреждено? – спросил я.

– Лопаточная кость, – пояснил фельдшер. – Определенно повреждена.

Джефферсон посмотрел на него сонным взглядом и медленно покачал головой.

– Ну, какое-то время он продержится, а там его и доктор посмотрит.

– Черт, – сказал фельдшер и тоже покачал головой. Он туго перевязал меня, начиная от подмышки, через плечо, ключицу, спину и грудь и вновь заканчивая подмышкой.

Инспектор Карнел Джефферсон не сводил с меня своего сонного взгляда и тогда, когда фельдшер уже кончил со мной возиться. На вид Джефферсону было под сорок – стройный чернокожий парень среднего роста и комплекции, с мягким подвижным ртом, в углах которого постоянно играла ленивая улыбка. На нем был легкий синий плащ поверх рыжевато-коричневого костюма, а незастегнутый ворот белой рубашки был повязан цветастым розово-синим шелковым галстуком, чуть-чуть сбившимся на сторону. Волосы он стриг так коротко, и так плотно они прилегали к черепу, что было непонятно, зачем вообще он не сбривает их окончательно; дождь заливал ему лицо, но он даже не смаргивал капли.

Он казался симпатягой – с таким хорошо поболтать в спортзале, может быть, даже выпить пару стаканчиков после работы. Такие парни обычно души не чают в своих детях, а если и дают волю сексуальным фантазиям, то не иначе как с женой.

Однако мне попадались такого рода полицейские, и надо сказать, что иметь с такими дело не слишком-то приятно. На допросе или в суде, где он дает показания, такой симпатяга, не успеешь мигнуть, превращается в хищную акулу. Чернокожий в южном штате никогда бы не смог дослужиться до инспектора, имей он привычку корешиться с подозреваемыми.

– Итак, мистер Кензи, не правда ли?

– Угу.

– И вы частный сыщик из Бостона? Верно?

– Я вам так и сказал.

– Хм... Хороший город?

– Бостон?

– Да. Хороший город?

– Мне нравится.

– Говорят, осенью он особенно красив. – Губы его сморщились, и он кивнул. – А еще говорят, негров там не очень-то жалуют.

– Дураков везде хватает, – сказал я.

– О, конечно! Хватает. – Он потер ладонью голову и секунду глядел вверх на моросящий дождь, потом сморгнул капли дождя. – Дураков везде хватает, – повторил он. – Ну, коль скоро мы стоим здесь под дождем и тихо-мирно обсуждаем расовые отношения и сколько кругом дураков и все такое прочее, почему бы вам не рассказать о парочке погибших здесь дураков, из-за которых застопорилось движение на моем мосту?

Его ленивые глазки нашли мои глаза, и на секунду во взгляде его мелькнуло что-то от акулы, мелькнуло и исчезло.

– Тому, кто поменьше, я дважды выстрелил в грудь.

Он вздернул брови.

– Я заметил. Верно.

– А моя партнерша пристрелила второго, когда он навел на меня автомат.