Святыня

– Как бы мы ни устали, – сказала она, в то время как мой язык ласкал ее шею, – на этот раз мы не прекратим, пока оба не рухнем без сознания.

– Заметано, – пробормотал я.

* * *

Около четырех утра мы наконец рухнули.

Она уснула, свернувшись на моей груди, когда у меня самого тоже стали слипаться глаза, и последнее, о чем я успел подумать, прежде чем отключиться, было то, как это я мог считать Дезире самой красивой из всех когда-либо виденных мною женщин.

Я глядел на Энджи, голой покоившуюся на моей груди, на ее царапины, на вспухшее ее лицо, и понимал совершенно ясно, что только теперь, в это самое мгновенье, и впервые в жизни узнал, что такое настоящая красота.

31

– Привет.

Я приоткрыл один глаз и увидел перед собой лицо Дезире Стоун.

– Привет, – повторила она, повторила шепотом.

– Привет, – сказал я.

– Кофе хотите? – спросила она.

– Конечно.

– Тш-ш... – Она приложила палец к губам.

Повернувшись, я увидел крепко спящую возле меня Энджи.

– Кофе в соседней комнате, – сказала Дезире и вышла.

Я сел в постели, снял часы с туалетного столика. Десять утра. Я проспал шесть часов, а впечатление было такое, будто прошло всего лишь шесть минут. До этой ночи я не спал по меньшей мере часов сорок. Но нельзя же спать целый день.

Энджи, однако, судя по всему, была готова так и сделать.

Она свернулась в тугой пренатальный комок – позу, в которой я привык ее заставать все эти месяцы на полу моей гостиной. Простыня у нее задралась до талии, и я протянул руку и прикрыл ее, подоткнув простыню под угол матраса. Энджи не пошевелилась и даже не застонала, когда я встал с кровати. Как можно тише я надел джинсы и футболку с длинными рукавами и направился к двери, соединявшей наши номера, потом остановился, вернувшись, подошел к кровати со стороны Энджи и, став на колени, коснулся ладонью теплого лица и тихонько поцеловал ее в губы, ощутив ее запах.

В последние двадцать два часа в меня стреляли, меня вышвырнуло из движущейся машины, я получил трещину плечевой кости, раны от множества впившихся в мое тело стеклянных осколков. Я потерял почти литр крови и подвергся двенадцатичасовому допросу в удушающей жаре шлакобетонной коробки. Но странным образом прикосновение теплой щеки Энджи к моей ладони преобразило все это в сплошное счастье.

Найдя на полу у двери в ванную свою перевязь, я сунул в нее свою онемевшую руку и пошел в соседний номер.

Тяжелые темные шторы там были задернуты от солнца, и единственный свет в комнате шел от маленького ночника на тумбочке. Дезире сидела в кресле возле тумбочки и пила кофе, как мне показалось, совершенно голая.

– Мисс Стоун?

– Входите. И зовите меня Дезире.

Она встала, а я вгляделся в полумрак и только тогда понял, что на ней французские бикини цвета темных медовых сот, то есть лишь чуть-чуть светлее ее кожи. Волосы ее, когда, подойдя, она передала мне в руки чашку с кофе, оказались гладко забранными назад.

– Не знаю, понравится ли вам, – сказала она. – Сливки и сахар на кухонном столике.

Я зажег еще один свет, пошел в кухонный отсек и нашел там на столе возле кофеварки сахар и сливки.

– Поплавали? – Я вернулся к ней.

– Просто чтобы голова прояснилась. Действует лучше, чем кофе.

Возможно, голова ее и прояснилась, моя же, наоборот, пошла кругом.

Она опять уселась в кресло, которое, как я теперь догадался, защищал от капелек воды на ее коже и влаги бикини банный халат, видимо потом скинутый ею.

Она сказала:

– Надеть мне это опять?

– Делайте, как вам удобнее. – Я сел на край кровати. – Что случилось?

– Вы про что?

Она покосилась на свой халат, но надеть его не надела, а, согнув ноги в коленях, положила ступни на краешек кровати.

– Так что же случилось? Думаю, вы разбудили меня неспроста.

– Через два часа я улетаю.

– Куда?

– В Бостон.

– Не считаю это разумным поступком.

– Знаю. – Она стерла испарину с верхней губы. – Но завтра вечером моего отца не будет дома, а мне необходимо туда войти.

– Зачем?

Она наклонилась вперед, прижав грудь к коленям.

– У меня там остались вещи.

– Вещи, за которые стоит умереть?

Я все пил и пил кофе, словно только внутри чашки могла таиться разгадка.

– Это вещи от мамы. Они много что говорят моим чувствам.

– Когда он умрет, – сказал я, – я уверен, что вещи эти останутся в доме. Тогда и возьмете их.